Вдохнови меня

Солнца не было видно из-за туч, и небо светилось молочно белым. Вот-вот посыпется снег, или град, или дождь. Воздух влажный и свежий, из-за чего Машины длинные волосы сразу потяжелели и стали завиваться. Павлу нестерпимо хотелось запустить в них пальцы и погладить. Обнять, устроить ее голову на своем плече и, зарывшись лицом в русые пряди, вдыхать любимый запах.

Он, конечно, не удержался. Осторожно взял ее маленькую ладонь в свою. Это движение и положение их рук единственно правильное. Когда они рядом, их руки и пальцы переплетены.

Маша не протестовала. Похоже, для обоих прикосновения подобны источнику тепла и покоя, несмотря на эмоциональный раздрай. Контакт кожи к коже как энергетическая зарядка, и Маша также черпала из этого непонятное, противоречащее логике, спокойствие, силы.

Так запутанно как в эти дни, она себя еще никогда не ощущала. Неопределенность и не озвученные вслух вопросы не переставали мучить. Хотя она и не могла не признать факта, что безумно рада от того, что Павел вновь рядом. Ее сердце снова билось, как положено. В смысле, не как положено с медицинской точки зрения, а как здоровое, радующееся жизни и любящее сердце. То есть совершенно ненормально, — то быстро, то замирая, то падая в пятки, то паря в невесомости, обретая крылья. Павел рядом с ней и она услышала от него признание.

Так, держась за руки и не нарушая странного, очень хрупкого покоя словами, они дошли до центра города. В редакции Маша получила от Вениамина Васильевича ряд мелких указаний и забрала в довесок целую кипу статей и рецензий. Вместе с Павлом, который все это время ждал ее, зашли по дороге домой в магазин. У Маши был пустой холодильник, и она не собиралась спрашивать мнение Павла о закупке продуктов. Прекрасно помнила, что он не любил ходить по магазинам. Сам виноват, сам увязался.

У входа в торговый центр, на асфальте, сидел молодой парень. У него была жидкая бородка, заплетенная в длинную тонкую косичку, ряд браслетов на руках и разноцветные бусы на шее. Он играл на гитаре. В открытый чехол гитары перед ним предлагалось кидать деньги за импровизированный концерт. Парень медленно перебирал струны и пел что-то заунывное, на манер шотландских баллад.

Маша встретила его усталый взгляд и улыбнулась, доставая из сумки кошелек. Но Павел перехватил ее руку и достал деньги из кармана своей куртки. Положил мелочь в футляр и потянул девушку в сторону.

— Тебе что, понравилось, как он голосил?

— Нет, не очень.

— Тогда зачем ты там остановилась, стала искать деньги? — Павел искренне недоумевал. То, что они услышали — плохая музыка. Жалкое место и зрелище. Он бы прошел мимо и не взглянул на парня со старой гитарой.

— Я всегда подаю старушкам, бедным, но опрятным. Парень тоже не просто так протягивал руку. От него не разило перегаром, глаза осмысленные, вроде не наркоман. И он что-то делал. Как умел, но играл и старался. Я не оцениваю уличных музыкантов по их профессионализму. Это нуждающиеся люди.

Для Павла музыканты, любого уровня, не были людьми. Они были или хорошими профессионалами или плохими дилетантами. Людей он как раз в них и не видел. Не нужно было.

Маша, видя его реакцию, стала тихо рассказывать:

— Один раз я ехала в электричке поздно вечером, все пассажиры уставшие, кто дремал, кто откровенно храпел, сидя на жестком сидении. А там две девушки, одна поет, другая на этом, как его… инструмент такой, — Маша повела руками, то разводя их в стороны, то снова сводя вместе.

Павел еле удержался от хохота, с недоверием предположил:

— Уж не тарелки ли? — и все-таки рассмеялся, представив, как из вагона шустро убегают все пассажиры, по проходу которого идут девушки — одна поет, вернее, орет, чтобы перекричать такой звучный ударный инструмент, а другая ритмично ударяет металлические тарелки друг о друга.

— Уверен, тогда все были бы готовы им заплатить. Лишь бы заткнулись.

Маша тоже рассмеялась и, не отрывая взгляда от веселящегося Павла, ответила:

— Нет, до такого еще не додумались. Увы, ценителей экспериментального искусства вряд ли бы нашлось. Их скорее вытолкали бы взашей из вагона. А инструмент такой, как у крокодила Гены.

— Аккордеон, гармошка.

— Да точно! Так вот, одну из девочек, ту, что играла на гармошке, я когда-то знала. Она с мамой и младшей сестрой жила в том же доме, где и я с бабушкой. Родом она из Таджикистана, их мама работала дворником у нас во дворе, мыла подъезды. На гармошке Нодиру учила играть моя бабушка, просто так, не беря никаких денег за уроки. Просто девочка очень веселая была, и ей так нравилось играть… Вот и бегала постоянно к нам. Потом бабушка и подарила Надире эту гармошку.

Маша на минуту замолчала. Ее голос перестал быть веселым, взгляд уткнулся в дорогу под ногами.

— В то время, когда я увидела их в вагоне, бабули уже не было в живых. Мама девочек стала алкоголичкой, а гармошка единственным заработком сестер. Ну, еще как возможный вариант выживания имелась проституция, но девочки предпочли гармошку и пока держались. Так что, музыка это не только элитарное искусство, Паша.

Он промолчал.