Вдоль фронта

– Здесь армия взбиралась на Гутчево, – сказал капитан, – и эти следы – следы пушек, которые мы протащили сюда. – Он указал на высящиеся скалы «Вод Эмина». – Лошади здесь не годились, и волы дохли от усталости. Приходилось втаскивать их сюда – сто двадцать человек на каждую пушку.

Тропинка вилась кверху через бурливый поток, который мы перешли вброд. Здесь она прекратилась; на другой стороне глубоко изрезанный склон горы высился почти отвесно на пятьсот футов. Мы спешились и повели спотыкающихся, обнюхивающих гору лошадей, идя зигзагами между уступами крошащихся скал.

– Понадобилось три дня, чтобы втащить сюда пушку, – задыхался капитан.

То отдыхая, то идя пешком, то проезжая верхом короткие ровные места, мы взбирались через лес на горный хребет, усеянный медными обоймами от патронов, обрывками кожи, военной формы и колесами от разбитых пушечных лафетов. Всюду в лесах встречались брошенные шалаши из листьев и ветвей, и землянки, в которых сербская армия прожила два месяца в снегу. Поднявшись выше, мы заметили, что нижние части деревьев были покрыты листьями, а верхушки как бы засохли; постепенно, по мере того как мы поднимались. Мертвые части понижались, и почти половина леса стояла сухая и расщепленная от града пуль; затем пошли деревья, лишенные сучьев. Мы пересекли две линии глубоких окопов и взобрались на обнаженную вершину Гутчево, которая прежде была покрыта лесом, а теперь только неровными пнями.

По одну сторону этого открытого пространства находились сербские окопы, а по другую – австрийские. Только два десятка ярдов отделяли – их друг от друга. То тут, то там оба окопа погружались в огромные ямы, сорок футов в окружности и пятьдесят футов глубины, куда закладывали мины и динамит. Повсюду громоздились неровные кучи земли. Вглядевшись пристальней, мы увидели ужасную вещь: из этих маленьких насыпей торчали куски мундиров, фуражки с прилипшими волосами, на которых еще висели лохмотья мяса; белые кости с гнилыми кистями на концах, окровавленные ноги, от которых воняло смазными сапогами. Страшный запах повис над этим местом. Стаи одичалых собак укрывались на краю леса, а вдали две из них рвали что-то полузарытое в земле. Капитан молча вынул револьвер и выстрелил. Одна собака взметнулась и упала, подергиваясь, потом затихла, – другая с рычанием убежала за деревья, и в то же мгновение из глубины леса отовсюду послышался в ответ дикий волчий вой, на целые мили вдоль поля сражения.

Мы шли по трупам: так часто они лежали – иногда их ноги торчали в провалах гнилого мяса, хрустели кости, неожиданно открывались маленькие ямки, ведущие глубоко вниз и кишащие серыми червями. Большинство трупов было покрыто легким слоем земли, частью смытым дождем, – другие совсем не были зарыты. Груды австрийцев лежали так, как они упали в отчаянной атаке, нагроможденные, в позах стремительного движения. Среди них попадались сербы. В одном месте полусъеденные скелеты австрийца и серба лежали сомкнутые вместе, их руки и ноги переплелись в смертельном объятии, которое даже теперь невозможно было разнять.

Позади фронтовой линии австрийских траншей тянулись проволочные заграждения; большинство людей, погибших в этой ловушке смерти, были из славянских округов Австрии, которых под угрозой револьвера гнали сражаться против своих братьев.

На шесть миль вдоль вершины Гутчево трупов было нагромождено тысяч десять, по словам капитана. Отсюда мы могли видеть на сорок миль кругом зеленые горы Боснии; серебряную Дрину; маленькие белые деревни и ровные дороги; равнины с полями, зелеными и желтыми от новых посевов и коричневыми от вспаханной земли; башни и большие дома австрийского города Зворник, ютящегося вдоль извилистой реки. К югу длинными рядами, которые, казалось, двигались, поднимались и обрывались далекие вершины Гутчево, вдоль них извивалась, насколько хватал глаз, двойная линия траншей и простиралось зловещее поле сражения…

Мы ехали среди фруктовых садов, отягченных цветами, больших дубов и буков и цветущих каштанов, по высоким лесистым холмам, склоны которых разбивались на сотни пастбищ, переливавшихся на солнце, как шелк. То тут, то там из пещер выбивались ручьи, и светлые потоки устремлялись вниз с заросших зеленью обрывов, с Гутчево, которое турки называют «Горою Вод», с Гутчево, насыщенного гниющими трупами.

Вся эта часть Сербии снабжается водой потоков с Гутчево, а с другой стороны они стекают в Дрину, а затем в Саву и Дунай, протекают через страну, где миллионы людей пьют эту воду, моются в ней и ловят рыбу. До Черного моря течет яд Гутчево…

К концу дня мы спустились на главную проезжую дорогу в Вальево, по которой австрийская армия вошла в самое сердце страны, и вечером прозвенели подковами по главной улице беленькой маленькой деревни Крупени, где супрефект, начальник полиции, городской голова и офицеры штаба дивизии вышли встречать нас, одетые в свои лучшие мундиры. Наш обед состоял из жареных молодых поросят, разрезанных на куски, пива, вина, ракия, коньяка и «питта смессонá» – жирных пирожков с мясной начинкой.