— Сердце надо на семи замках держать, — сказала Дора. — Я в шестнадцать лет, дура-девка, дала ему волю, да не на радость. С тех пор только на чужие радости гляжу... А мне уж двадцать пять...
— На замки запрешь, а оно и под замками все свое твердит, — тихо проговорила Люба.
— Так не прячься под деревом! — сказала Дора. — Не бойся ты его. Намекни, что не одну химию любишь. Хошь, догоним сейчас...
— Молчи, Дора! Не надо... Разве я ему пара? Да ему... Такому — красавица нужна. Умная. С образованием. Чтоб ровня... А я... так только. Издали пострадаю.
— Что — издали... Не на то человек родится, чтоб страдать. Вон Дарья знает, зачем на свете любовь. Хорошо, Даша, замужем? А?
Дора положила руку на Дашины плечи, заглянула в лицо.
— Хорошо, — кивнула Даша. — Скоро полгода живем, а все кажется — будто первую неделю. День-то тянется, тянется — надоест. Думаю: хоть бы ночь скорей...
— Эх, бабье счастье, — вздохнула Дора. — И почто не поровну делит его судьба?
Василий ждал Дашу. В комнате было тепло, светлый кружочек от керосиновой лампы, словно солнечный зайчик, приклеился к потолку. Сидели за столом, ужинали не торопясь. Можно было наконец-то не торопиться.
— Мусатов нам нынче опыты показывал, — сказала Даша. — Чудно!
— Она вся наука — чудная, — сказал Василий. —Хоть бы электричество взять. Колесо крутится и по проводам невидимо огромную силу гонит.
— Отогрели трубы-то?
— Отогрели. И дизель наладили на времянке. После выходного иностранные специалисты будут турбину пускать.
— Что ж без иностранцев-то? Но сумеете?
— Впервой ведь, — объяснил Василий. — До всего без иностранцев не дойти.
— Это верно. Не дойти... Большая стройка, все новое. А что я думаю, Вася... Беспорядков у нас шибко много. Рабочие ненадежные, каждый месяц десятками за расчетом ходят. На курсах в нашей группе пятьдесят человек было — уж и сорока не осталось. Разбежались. И оборудование... Того, слышно, не хватает, этого недостает. Осилим ли завод-то пустить?
Василий задумчиво прихлебывал морковный чай, Даша думала — не ответит на ее вопрос. Но он поставил на стол пустую кружку, вскинул на жену синие в полумраке глаза.
— Колхоз в Леоновке сорганизовать как было тяжко... А вот уж два урожая собрали. Осилим и завод. А беспорядки — что ж... В суматохе строим, бегом.
— Надо ли бежать-то? Глядишь, шагом надежней было бы?
— Шагом не догнать другие страны. Россия веками вполшага плелась. За то теперь и рассчитываемся...
— Умный ты, Вася, — с горделивой улыбкой проговорила Даша.
— Может, был бы умный, кабы боле учился, — погоревал Василий. — Инженер в машинах-то, как в своем дому — всякую железку по имени знает. А я сейчас только разбираться стал. Первые недели вовсе как слепой был.
Он отодвинул от стола табурет, принялся стягивать валенки. Даша сполоснула посуду, убрала в шкафчик.
Василий лег первым. Даша задула лампу, разделась в темноте. Жидкий лунный свет пробивался в комнату сквозь обледеневшее окошко. С подоконника, стекая по расстеленной тряпочке, капала в подвешенную жестяную банку вода. Можно б спустить тряпочку пониже, чтоб без звука уходила вода с подоконника, но Даша не любила полной тишины. Нравилось ей засыпать под тиканье будильника да под эту редкую капель.
— Дашенька! — сказал Василий, и горячо, крепко обхватил ее сильными руками, как в первую свадебную ночь. — Радость моя...
Он близко глядел ей в глаза, будто тут, рядом, в постели стала она другая, и он узнавал ее и не узнавал. Даша вскинула руку, утопила пальцы в густых волосах Василия.
— Даша, — шепотом сказал Василий, — почто ж ты на мои ласки не отзываешься.
— Что ты, Вася... Да я... Как я люблю тебя, так больше того и любить нельзя.
— Не про то я...
Он вздохнул, и короткий этот вздох досказал Даше то, о чем думал Василий.
— Не виновата я, Вася...
— Дите хочу! — в самое ухо Даше прошептал Василий. — Сына хочу, Даша! Не для того люди женятся, чтоб двоечком жить.
— Разве я не хочу? — преодолевая скованность проговорила Даша.
— Пойди к доктору, — сказал Василий.
— Совестно мне, Вася...
— Пойди! — настойчиво шептал Василий.
Даша еще ни разу в жизни не лечилась у доктора. Бабка Аксинья справлялась с ее хворями. От простуды напоит лесной малиной да уложит на печь под отцовский полушубок — все и леченье. От живота знала бабка травы, летом сушила их, связав пучочками, на чердаке. К ней и чужие приходили лечиться, помогала им бабка Аксинья, избавляла от сердечных болей и от ломоты в костях. Многим помогала. Дочери только не сумела помочь...
Не надеялась Даша на докторов, так только, чтобы Василия уважить, пошла в амбулаторию. Сдав на вешалке ватник, накинула на плечи платок, осторожно двинулась в своих стоптанных валенках по крашеному, до блеска промытому полу.
— Вам к какому врачу? — спросила ее через окошечко девушка в белом халате.
— Мне бы к женщине, — сказала Даша.
— К женщине! — Та, в белом халате, усмехнулась Дашиной просьбе. — Да у вас что болит-то?
Даша обиделась за насмешку, огрызнулась.
— Так каждому и буду объяснять, что болит? Ты, чай, не доктор!
— Ну, ладно, — сказала сестра. — Ступайте в третий кабинет, там женщина принимает.