Дарья так устала от этого натянувшего все нервы ожидания, что когда, наконец, послышались за дверью шаги, волнение ее несколько уже притупилось. Митя распахнул дверь и на какой-то миг остановился там, в проеме дверей. Дарья встала, единым взглядом охватила худенькую фигурку сына в неуклюжем, великоватом ему сером костюме и телогрейке, стриженую голову в темной шапке с торчащими в стороны наушниками, желтовато-бледное лицо с заострившимися скулами и повзрослевшими, серьезными глазами. Она сделала шаг навстречу сыну, протянула вперед дрожащие руки, задохнувшись, шепотом позвала.
— Митенька...
Она не видела, не успела приметить, как он пробежал те несколько шагов, что отделяли их друг от друга. Она только почувствовала на своей груди тяжесть его головы и, обхватив руками податливые, худые плечи сына, заплакала от счастья и горечи. Митя стоял неподвижно, терпеливо ждал, когда она наплачется. Дарье даже показалось, что и он плачет, но когда она отстранила сына и заглянула ему в глаза, то не увидела слез.
— Ты сядь, мама, — сказал Митя, и Дарья заметила смущение в лице сына и перехватила беглый взгляд, которым он скользнул по ее округлившейся фигуре.
— Очень по Варе я тосковала, Митя, — сказала Дарья, — вот и решила...
— Это твое дело, мама, — просто, по-взрослому сказал он.
— Ох, Митя...
Дарья облегченно вздохнула и улыбнулась сыну. Самое трудное, показалось ей, позади. Она раскрыла чемодан и стала отдавать Мите подарки и гостинцы, но он принимал все с непонятным равнодушием, словно Дарья привезла ненужные вещи. Только конфету развернул и стал есть с явным удовольствием, и Дарье показалось, что он голоден.
— Может, я тебе не то привезла, сынок? Ты скажи, чего тебе надо, я куплю.
— Мне ничего не надо, — сказал Митя. — Правда, ничего. Ты увези обратно.
— Еще чего не хватало! Носки из чистой шерсти, а у тебя, поди, ноги замерзают.
— Да нет, не замерзают...
Он говорил вяло, неохотно, и Дарья видела, что он не хочет объяснить настоящей причины, по которой отказывается от вещей. Что за скрытный парнишка! Видно, так и не поумнеет, всю жизнь будет матери врать.
— Чем я тебе не угодила? — с обидой спросила Дарья.
Митя вздохнул.
— Все равно отберут у меня, — сказал он. — Или в карты проиграю.
— Как... отберут? Да зачем же ты в карты играешь? Мало натворил бед, так и тут еще...
— Приходится, — сказал Митя, глядя в сторону.
И Дарья осеклась, не стала его больше журить. Она поняла, что знает Митя что-то такое, чего она не знает. Видно, люди, с которыми свела Митю жизнь устанавливают свои, не подвластные никаким начальникам и режимам, правила и обычаи. И Митя вынужден подчиняться этим обычаям, отдавать свои вещи более сильным и играть с ними в карты и неизвестно еще какие терпеть принуждения.
— Худо тебе тут? — спросила Дарья, с болью глядя в родное и чем-то незнакомое лицо сына.
— Нет, ничего. В школу хожу. Работаю и учусь, как на воле. Пока срок пройдет, десятилетку окончу и специальность получу.
— Какую специальность?
— Токаря, — оживившись, сказал Митя. — Я уж два месяца самостоятельно работаю.
— Токаря — это хорошо, — одобрила Дарья. — А учишься без двоек?
— Без двоек. Тут время отводят уроки делать. Воспитатель следит. Хочешь не хочешь, а учись.
Они помолчали, и Митя опять развернул конфету. Другую протянул Дарье:
— Съешь.
Она машинально приняла конфету, сунула в карман. В глазах ее вдруг появилось что-то тревожное, они сделались и пытливыми и молящими, Дарья словно хотела насквозь проглядеть Митю и узнать о нем то, чего никто другой не мог ей открыть.
— Митя, — взволнованно и проникновенно заговорила она, — Митя, скажи мне правду...
Митя внутренним чутьем понял, о чем будет спрашивать его мать, и весь как-то сжался и ощетинился, взгляд его точно отталкивал Дарью, она поняла, что не скажет он ей правды. Но вопреки его упрямству схватила сына за руку, придвинулась ближе к его лицу и шептала просительно и настойчиво:
— Скажи, ты ли это... Ты ли убил или чужой грех на себя принял? Я ночи не спала, сердцем извелась, покою мне нет...
— Ты ведь была на суде, — грубо перебил Митя.
— Не судья — мать тебя спрашивает! — распрямившись, властно проговорила Дарья.
— Что на суде сказал, то и тебе скажу.
— Ты?!
Митя молчал.