Вдова

«Зря с поезда сошла, — пронеслось в голове. — Да ведь в поезде бы началось — того хуже. Нет, не хуже... Там люди, помогли бы... Да и успела бы я. Это оттого, что упала...»

Мысли эти пронеслись и сгинули, будто ветер умчал их, осталась одна: как бы скорей до больницы. И скорей надо и шага резкого сделать нельзя. Одно ясно: ждать некогда. Надо идти.

Дарья двинулась в обратный путь, стараясь тверже ставить ноги в снег, чтобы не поскользнуться, и придерживая голыми руками живот. Она забыла надеть варежки, они торчали из кармана, а потом, когда руки совсем закоченели, и Дарья вспомнила о варежках, их уже не было — потеряла где-то в пути. «Что ж я такая невезучая», — с тоской и обидой подумала она. Ей захотелось плакать, но не позволила себе. Опять возобновилась утихшая было резь, больно тянуло в животе и отдавало в поясницу.

Остановившись, чтобы переждать схватки, Дарья оглянулась. Она прошла почти половину пути. Солнце сияло уже в полную силу, и заиндевевшие ветви Вариной березы сверкали яркими блестками. «Неужто Варе одной лежать наскучило, требует себе нерожденного моего младенца? — суеверно подумала Дарья. — Не надо мне было выходить на этой станции, ради мертвой живым рисковать».

Каждый раз, когда поднималась в животе боль, Дарья замирала от страха, что вплотную начинаются роды. Упадет на снег и родит ребеночка, и ни одной живой души нету, чтоб спасти его от мороза. Но еще выходила отсрочка, и Дарья снова шла, ослабевшая и упрямая, вся охваченная одним желанием, вся подчиненная одной цели — добраться до поселка, хоть до крайнего дома. Только бы до крайнего дома. Только бы до людей...

Ближний к кладбищу деревянный домик был невелик, двумя небольшими окошками глядел в улицу, отворенная калитка, пьяно скособочившись, висела на одной петле. Эта калитка влекла Дарью к себе с такой притягательной силой, словно, войдя в нее, Дарья оставит позади все беды и тревоги. И она шла и шла, и путь, оттого, что шла медленно, казался ей намного длиннее, чем был.

Оставалось уже совсем немного, Дарья благополучно спустилась с пригорка, теперь по ровному пути метров триста, и начнется улица. Двое ребятишек с салазками вышли на улицу, и она совсем ободрилась — хоть маленькие, да живые люди. Но тут ее вдруг скрутила такая страшная боль, какой, кажется, никогда не знавала в жизни. Дарья вскрикнула и, почти теряя сознание, упала в снег. Она успела заметить, что ребятишки испуганно метнулись во двор, и закричала еще отчаяннее, с пронзительными звериными взвизгами. И, только увидев, как из того двора, в котором скрылись ребятишки, выбежала женщина в расстегнутом полушубке и без платка, Дарья умолкла. Не в силах подняться, она на четвереньках поползла по снегу навстречу женщине. Навстречу своему спасению.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ ДЕТИ

1

Снег валил, не переставая, второй день. Стояла оттепель, и белые хлопья бесчисленными мотыльками кружились в воздухе, садились на платки и шапки, на плечи, на рукава, пуховыми накидками устилали крыши и, словно поддразнивая недовольных дворников, мигом покрывали свежим слоем разметенные дворы и улицы. Слегка вьюжило. Снежинки вились вокруг Дарьи в фантастической пляске, невесомые и чистые, и дома смутно виднелись сквозь белую пелену.

Промелькнула в памяти давняя метельная ночь, когда в первый раз приехал в Серебровск Василий. Поспорила с ним Дарья в избушке Ксении, а потом не спала, слушала в тревоге, как воет в трубе ветер, как стучат в стекла снежинки, и вдруг вскочила и помчалась, наспех одевшись, с голыми коленками, через ночь и вьюгу искать его.

Те снежинки, что кружились над Серебровском тогда, двадцать лет назад, давно растаяли, утекли в грязных ручьях, с глиной смешались в непролазных лужах. А после, пригревшись под солнцем, легким паром поднялись в воздух, стали белыми облаками и снова пали на землю живительными дождевыми каплями и чистыми снежинками. Смертью кончается жизнь, и из смерти рождается бессмертие. Великая мудрость царит в природе, и не в том ли смысл человеческой жизни, чтобы понять эту мудрость, уберечь и повторить?

В светлом настроении поднималась Дарья по лестнице. То ли от снегу, от воспоминаний о Василии сделалось ясно на сердце, то ли от малой житейской удачи: два часа простояв в очереди, купила Дарья детский шерстяной костюмчик. Впрочем, в последние годы, после рождения Гали, спокойнее и мягче стала Дарья, и хорошее настроение было у нее не в редкость. Особенно радовалась она, когда удавалось что-то приятное сделать для детей.

Постучав в дверь, Дарья тотчас услышала быстрый топот детских ножонок и живо представила там, за дверью свою малышку, неуклюжую, чуть-чуть кривоногую, с льняными вьющимися волосиками до плеч и круглыми черными глазенками. Потом застучали Анютины каблучки — Анюта уже носила туфли на высоких каблуках, — звякнул ключ, и дверь отворилась!

— Мама плисла! Мама плисла! — заверещала Галя.

— А чего я купила моей маленькой, — нараспев проговорила Дарья, — а чего я купила моей хорошенькой! — Она поспешно сбросила пальто и платок, взяла Галю за руку. — Идем-ка примерим.