Вдова его величества

Строили дома из белого камня, накрывая крыши камнем же, который раскалывали на тончайшие пластины. Они связывали их глиной и заклятиями, и крыши становились в достаточной мере прочны, чтобы выдержать зимние бури.

Люди делали узкие лодки, столь легкие, что и женщина могла перенести их на плече. И выходили в море охотиться на тюленей.

Женщины ловили рыбу. И крюками собирали со дна водоросли, тонкие и хрупкие, которые сушили, чтобы, высушенные, вымочить в темном растворе, и вычесать, и спрясть. И пряжа выходила крепкой и легкой. Из нее делали ткань, которую раскрашивали алым. И синим.

Здесь помнили прежний мир, и Кайдена приняли частью его. И Катарину, хотя в глазах местных женщин она порой видела удивление. И понимала его.

Она… она была чужой.

Слишком хрупкой. Слишком тонкой. Слишком светлой. И все же…

Она сделала глубокий вдох и прижалась к мужу. В его руках было тепло. А ветер… к ветру Катарина привыкла сразу.

И к солнцу, которое не грело, но все же умудрялось опалить. И вызывало к жизни веснушки… местных они заворожили до того, что некоторые девушки стали рисовать их соком чистотела.

Это казалось забавным.

– Ты в море пойдешь?

Отпускать его не хотелось. И пусть корабль Кайдена, сделанный из зачарованного дерева, был прочным, но все же море непредсказуемо. И ревниво.

– Пойду, – он коснулся губами волос. – Если отпустишь.

Отпустит. Катарина уже научилась и отпускать, и ждать. Вечерами, когда солнце стремительно несется к водам и те вспыхивают всеми оттенками пламени. Научилась слушать ветер. И чувствовать приближение бурь.

Не бояться. Проверять, закрыты ли ставни. Разожжены ли камины. Горит ли пламя в сигнальной башне. Кормить его смесью трав, что рождала светлый, белый почти дым, который так хорошо виден на закате.

– Куда?

– К дальним скалам, – Кайден не удержался и потянул губами прядку волос. – Рыбаки говорили, что в последние годы там неспокойно. Пойду проверю… и змей со мной.

– Сбежал?

Здесь много островов. И гор.

И старых замков, что были поставлены в незапамятные времена, а после заброшены. И так, заброшенные, одинокие, они коротали свой век, постепенно приходя в запустение. И быть может, когда-то у ветров выйдет разрушить скрепленные старой кровью стены, и тогда люди растащат камни, а память… память уйдет и того раньше.

Но пока замки жили. И два из них нашли себе хозяев.

– Кто ж его отпустит, – Кайден набросил на голову Катарины капюшон. – Особенно теперь. Он, конечно, волнуется…

Катарина фыркнула.

Сказано так, будто Кайден ничуть не волнуется.

– Опасается, как бы натура свое не взяла…

– Не возьмет. Рядом с Джио он другой. И на змея не похож. Это потому, что ее огня хватает на двоих. Как и его благоразумия, – Катарина закрыла глаза, наслаждаясь последними минутами покоя. Скоро скрипнет старая дверь, впуская экономку, у которой наверняка найдется дюжина вопросов, не терпящих отлагательства.

В мыловарни заглянуть надо.

А к полудню овец пригнать должны на стрижку. И пусть тут уж экономка станет возражать, мол, негоже хозяйке студеным днем из замка выходить, особенно в нынешнем-то положении.

Или остаться в мастерской?

Вчера в голову пришла удивительная по простоте своей мысль. И если пока работать в полную силу Катарина опасается, то сделать пару набросков ей никто не помешает. Она улыбнулась.

– Ты красивая.

– Я старая.

– Мир тоже старый, но все равно красивый.

– Мир – это другое… вот… лет через пять или десять…

– И через двадцать, и через тридцать, – Кайден обнял ее крепко и осторожно. – Возможно, через сорок или пятьдесят, когда я сам стану старым и хромым, буду ворчать, как Дуглас.

– Он не ворчит, а наставляет.

– Вот пусть сына моего и наставляет, а я уже взрослый, – его ладонь легла на живот Катарины.

– А если дочь?

– Думаешь, дочери в наставлениях не нуждаются? – тепло, исходившее от рук Кайдена, проникло и сквозь мех. – Еще как… а когда ей исполнится пять, я снова спущусь к реке и добуду самые красивые клинки, которые только можно представить.

– Девочке? – не то чтобы Катарина возражала. Просто…

– В рукоять вставим розовые алмазы, – успокоил Кайден. – Змей обещал.

– А он знает, что обещал?

– Он уже ищет подходящие. Чтобы совсем розовые. Будет красиво. Девочки любят, когда красиво.

Катарина кивнула.

Если с розовыми алмазами, то, конечно, другое дело. Да и… какая разница? Здесь, на краю мира, совсем иные правила. Здесь не имеет значения, что где-то там, далеко, появился истинный король и камень королей, утерянный когда-то, но чудом обретенный, спел в его честь. Здесь неважно, казнил ли тот король своих друзей, которые посмели оступиться и понадеяться на дружбу. Или все же нашел в себе силы помиловать.

Простил ли жену, что родила дочь.

И сумела ли она исправить досадную оплошность, или вскоре и досюда доберутся новости о королевской свадьбе, ведь Джон точно знает, как надлежит поступать с надоевшими женами. Иногда Катарине еще снился дворец.