Вдова его величества

И отец, который умер прошлой зимой, – им сообщили, ибо Джон предпочел сделать вид, что замужество Катарины и отъезд ее случились исключительно по его приказу. И многие, пожалуй, сочли это ссылкой, наказанием за упрямство.

Пускай.

Отец скончался в собственном замке. И похороны его были пышны, а имя определенно вошло в историю. В историю много чего входит ненужного.

– Бабушка хочет приехать, – Кайден очнулся первым. – И дед с ней. Сказал, что надоели ему интриги. Ты не против?

– Нет.

– Бабушка хорошая. И она точно знает, как правильно воспитывать детей.

– Уверен? – Катарина обернулась к мужу.

– Конечно. Меня же воспитала… как думаешь, о чем они поют?

Вот всегда так, стоит Катарине о чем-то задуматься, он с мыслей сбивает. Это ведь нужно подготовиться. И гостевые покои проветрить, велеть перетрясти и высушить перины, переложить лавандовыми веточками для аромата. Убедиться, что камины не чадят, гобелены чисты, а ковры теплы…

А он о китах.

– О любви, – Катарина пожала плечами. – О море? И свободе? И о том, что жизнь прекрасна?

И Джио отписать. Джио тоже не слишком хорошо представляла, как надлежит воспитывать детей.

…Ее девочка родилась в самую длинную ночь в году. Случилась буря. И море кипело, а ветер метался, норовя затушить огни костров, что протянулись цепочкой по берегу.

Ярились волны. Вставали на дыбы. И скалы дрожали, но держали. И пламя в каминах ревело, спеша ответить обидчику, и сдерживалось, повинуясь воле дракона.

Гремела музыка внизу. И почти пробивалась сквозь бурю, успокаивая новорожденное дитя, чьи глаза были цвета пламени.

– А что ты хотела, – пожала плечами Джио. В человеческом обличье она была хрупкой, и массивный живот, который Джио придерживала обеими руками, гляделся несуразно. Когда-то Катарина спросила, зачем ей быть человеком теперь. А Джио ответила, что казаться и быть – совсем разные вещи. И одно дело, когда тебя запирают в навязанном обличье, и совсем другое – когда мир и магия позволяют создать собственное. И пусть с виду оно почти не отличается от прежнего, но только с виду.

И правда, что с виду.

Разница чувствовалась. А Джио, склонившись над колыбелью, легонько дохнула жаром и сказала:

– Я ведь сама кровь отдала, добровольно. Это так просто не пройдет.

Волосы девочки были белыми, что снег.

– И для тебя тоже, – добавила она, глядя на Катарину с насмешкой.

– Я умру?

– Лет через сто. Может, сто пятьдесят или двести, точно не скажу. До трехсот вряд ли дотянешь, все же люди хрупкие, – Джио сделала козу, и девочка нахмурилась, но не заревела. – А веснушки у нее твои…

Выяснилось, что только веснушки, ибо характером Аин пошла в крестную. И магией тоже. Впрочем, там, где всегда холодно, огню только рады.