Вдова из Последнего утеса

Кейлен попыталась встать, но ноги затекли, плохо слушались.

Надо бы в кровать, поздно уже… Надо встать. Позвать Элис, она поможет дойти и раздеться…

— Элис! — крикнула она. — Элис!

Не слышит, наверняка. У кровати есть колокольчик, нужно только до кровати добраться. И как-то все дневные переживания навалились, что не осталось сил.

Но если попытаться встать, хоть немного приподняться, то начинает болеть живот. Не сильно, но так тянет… И если сделать шаг, то тянет еще больше. Но нужно дойти, и тогда можно полежать.

Но если не двигаться, то ничего.

Да что же это…

Если бы Тодд был рядом, он мог бы просто взять и отнести ее на кровать. А так, кого звать? Говарда? Он, наверно, напился от таких переживаний. Вообще-то он не склонен напиваться, но тут такое творится, что Говарда вполне можно понять.

И звать его не хотелось, потому что если придет, то начнет снова… Слушать причитания и наставления хотелось меньше всего.

Она дойдет как-нибудь сама. Ничего, потом полежит и все пройдет. Тут всего-то ничего. Несколько шагов и можно упасть.

— Элис!

Шаг, другой. И вот уже можно опереться рукой о кровать, еще немного и… живот скручивает так, что хочется закричать.

Закусить губу, собраться…

Только заползти немного, поджать под себя ноги и замереть, стараясь дышать ровнее.

Но боль не проходит, лишь отступает немного наваливается снова.

И если бы Тодд был рядом, он, наверно, смог спеть свою колыбельную, остановить, успокоить, но сейчас… Вдруг такая очевидная мысль — это не остановить. Началось. И никто больше ничего не сможет сделать. Ей осталось ходить немногим больше месяца, поэтому шанс есть. Но это ведь не должно быть так… И безумно страшно.

И вот тут как раз вбегает перепуганная Элис.

— Миледи! Что с вами? Что мне сделать? Позвать врача? Я сейчас, я видела Осмара… Миледи…

Осмар не поможет.

Осмар отлично умеет лечить раны, зубную боль, несварение желудка, мигрени даже… но тут он не поможет.

— Элис! — Кейлен схватила ее за руку. — Найди Тодда! Я знаю, он в горах, далеко, но пошли за ним, вдруг он сможет успеть. Без него мой ребенок умрет… — сказала, и у самой сердце замерло. Нет, она скажет, но сама не будет верить в это. Все будет хорошо. — Это очень важно, Элис! Пошли за ним!

Глаза у Элис совсем круглые, огромные от ужаса, но она кивает. Она знает, как Тодд может спеть и успокоить, она уже видела это.

— Да, миледи, я найду кого отправить. Но сейчас все равно позову вам Осмара. Не волнуйтесь, все будет хорошо. Вы очень сильная, вы справитесь! Моего брата мать тоже на месяц раньше родила, и ничего, здоровый как конь, пахать можно. Ничего… Вы не бойтесь, все обойдется.

— Иди уже!

Элис кивает отчаянно. Ей тоже страшно. Но подхватывается, убегает.

Как не вовремя это все… Боги! Как не вовремя!

Но уже не сделать ничего. Главное, не пугаться еще больше. Успокоиться, ровнее дышать.

Может быть, все еще действительно обойдется.

В эту ночь Кейлен казалось, что она умрет.

Сначала ничего еще, но потом так навалилось…

Невозможно. Она не выдержит. Это накатывало волнами, то скручивало так, что невозможно дышать, то отпускало. Правда чем дальше, тем меньше были эти промежутки, когда можно было хоть немного прийти в себя. Она кричала и плакала… и не понимала, кого звать.

Осмар давал ей какие-то настои, чтобы уменьшить боль и успокоить, но это совсем не помогало. Пытался сделать что-то еще… но что тут сделаешь?

Да, Говард прибежал почти сразу, бледный и напуганный.

— Кейлен! Ты должна успокоиться. Должна родить! Живого! Ты должна справиться! Кейлен, пожалуйста! Давай! Это очень нужно!

Как она должна постараться?

Хотелось убить его, хотелось плакать.

Что Кейлен может сделать сейчас?

Говарда оттащили куда-то в сторону, чтобы не мешал. Но, как оказалось, не далеко, просто выставили за дверь. Он не уходил. Всю эту ночь Кейлен, время от времени, слышала его голос, он кричал на кого-то, что-то доказывал… Ей было почти все равно.

Сазерлан не пытался сунуться. Ну и славно. Что хорошего может сделать посторонний мужчина, пусть даже и будущий муж, в спальне рожающей женщины? Вот и пусть ждет.

Его голос Кейлен слышала тоже, он приходил, интересовался как дела. Там, за дверью. Говард орал не него.

А она…

Как?

Всю ночь… Все утро потом. Отчего-то казалось, что вот, сейчас настанет утро и все уляжется, все закончится и будет хорошо. Она сможет родить. Сможет ведь.Куда ей теперь деваться? Но пришло утро и ничего не изменилось. И казалось уже, это не закончится никогда. Она умрет и все, и только так это закончится.

Сорвала голос так, что, казалось, не могла уже кричать. Только плакала и скулила… но потом схватки накатывали, и она орала все равно.

А потом просто кончились силы. Ей что-то говорили, она почти не слышала. Лежала, глядя в потолок, звенело в ушах. И показалось — все. Это конец… вот так сейчас…

И Тодда до сих пор нет. Он не успеет. Она даже точно не знает где он, но туда точно ехать несколько часов. Искать его, потом обратно… Всю ночь… и весь день потом.

Иногда ей казалось, она слышит его голос, но нет… не его, не слышит, ей кажется.

И кажется даже, она зовет его вслух. Кричит… шепчет. Просит помочь.

Но если за ним поехали, он ведь должен появиться вот-вот. Помочь… Чем он может помочь, на самом деле? Успокоить? Но сейчас поздно успокаивать.

И совсем нет сил.

— Кейлен! Кейт! Ты слышишь меня? — Это Говард. У него белое лицо и ввалившиеся глаза. — Кейт, слышишь?

Свечи горят.

Снова ночь уже?

— Кейт! Осмар говорит, что нельзя больше ждать. Нельзя, понимаешь? Слишком долго. У тебя начинает жар… Кейт, послушай меня, — Говард берет ее за руку, заглядывает в глаза. — Осмар говорит, что нужно выбирать. Что ребенка не спасти уже наверняка, слишком рано все началось, и слишком долго. Он наверняка уже мертв. Но можно спасти тебя. Все будет хорошо, Кейт. Потом ты поправишься, я заберу тебя домой. Мы поедем домой, Кейт.

Нет! Что они хотят сделать?

Кейлен уже с трудом понимала все это, но она поняла главное — они хотят как-то убить ребенка и спасти ее. Другого выхода нет.

— Нет! — ей казалось, она кричала, но голос не слушался совсем, выходило сипло, почти неслышно. — Нет-нет! Не смей!

Попыталась обхватить живот руками, отодвинуться. Но ничего уже не могла, дрожали руки.

Хотелось плакать, но и слез тоже не было.

— Тодд… — попыталась из последних сил. — Он поможет.

Говард нахмурился еще больше, покачал головой.

— За ним послали, я знаю. Но эти колыбельные не помогут тебе сейчас. Для этого слишком поздно. И его до сих пор нет. Кто знает, может он и не приедет вовсе. Может быть он уже мертв… Там… Кейт, там местные собрались целой армией и пытаются перейти Мост, и Тодд, вроде как, пытается им помешать. У него настоящая война там сейчас, он не может. Нам нужно самим что-то решать и что-то делать самим. Кейт, послушай… мне не меньше тебя нужен этот ребенок. Но его уже не спасти. Но я не хочу потерять тебя. Пусть даже это сломает все мои планы.

Говард…

Он осторожно гладит ее по волосам. Подбородок у него дрожит. Он, конечно, временами та еще сволочь, но он ее брат…

— Мы поедем домой, Кейт. Там хорошо… И скоро настанет весна. Ты бы знала, как я устал от этого снега и ветра! Когда мы вернемся, уже начнут распускаться сады. Вишня и абрикосы… и апельсины… Большой апельсиновый сад на холме. Мы пойдем туда гулять. Как в детстве. И запускать кораблики в ручьях. Ты помнишь? Помнишь, мы сами с тобой делали корабли…

До слез.

И эти воспоминания как чудесный сон. Но…

Нет.

— Нет, Говард, пожалуйста. Нет. Еще немного. Он придет и…

И больше нет сил, потому что боль накатывает снова. И Кейлен глухо стонет.

Нет. Еще немного.

Если какая-то, хоть самая слабая надежда есть… еще чуть-чуть. Кейлен как-нибудь выдержит.

Ей вдруг кажется, он уже близко, он сейчас придет.

Придет, и все будет хорошо.

Только потолок над головой кружится, и она начинает проваливаться куда-то в пустоту. И это никак не удержать.

* * *

— Кейлен! Кейлен, слушай меня… — теплое дыхание в ухо, сбивчивое, хриплое, со свистом, словно у того, кто говорит, тоже не осталось сил, словно он бежал… — Кейлен, все будет хорошо, слышишь! Все хорошо.

Она чувствует его руки.

Он кладет одну ладонь ей на живот… вторую на лоб, и осторожно гладит волосы. Все хорошо.

Его пальцы чуть влажные, но он быстро вытирает их о простыню… кто-то вроде злобно шикает на него, но… или кажется?

— Кейлен, слушай меня. Ничего не бойся, я вытащу тебя. И ребенка… сейчас, не бойся. Мы все сделаем. Я кое-что умею, не бойся. Сейчас ты полежишь, послушаешь песню… не колыбельную, другую… не важно. Главное, верь мне. Все будет хорошо. Ты слышишь? А потом, когда я скажу: «Пора», ты соберешься, изо всех сил… соберешься и вытолкнешь ребенка из себя. И все закончится. Но это нужно сделать за один раз. На второй, боюсь, у меня тоже не хватит сил. Слышишь? Посмотри на меня. Кейлен.

Она пытается открыть глаза, сосредоточиться, посмотреть.

Просто чтобы поверить.

Удостовериться, что это происходит на самом деле, что это не послышалось, что это не сон.

Его лицо… на нем полосы, словно пятерней провели, то ли грязи, то ли крови… темно и не разобрать. Взъерошенные волосы. Глаза… словно чуть светятся изнутри, но это не пугает… отчего-то нет, так и надо… Он все еще тяжело дышит, пытается отдышаться… Он бежал к ней? Бежал.

Он понимает, что она видит его, и улыбается.

— Сейчас отдыхаешь, — говорит он, — а по моему сигналу — толкаешь изо всех сил. Поняла?

— Он жив? — только и выходит спросить.

Тодд кивает.

— Да, я чувствую, как бьется его сердце. Совсем слабо, но бьется. Времени у нас нет, одна попытка. Постарайся, хорошо? Ты справишься.

— Да, — кивает она.

Словно не на самом деле все это. Словно сон. Почти невозможно. Но так даже лучше, во сне возможно все, любые чудеса.

— Тогда сейчас закрой глаза.

Она закрывает.

И он тихо-тихо поет.

Да, это другая песня. Но от этого становится хорошо, и все тело наполняется теплом. Тепло и легкость. И становится легче дышать. И это тепло, оно собирается внутри, копится, растет, но не жжет, не становится горячо. Словно новой жизнью наполняет. И хочется уже что-то сделать, вот сейчас…

— Подожди, — шепотом говорит он. — Подожди, еще чуть-чуть. По моей команде.

И поет снова.

И вся боль, весь страх уходят, становится так хорошо… почти нереально. Вокруг свет…

— Еще чуть-чуть…

И он рисует на ней, прямо на коже, какие-то узоры… древние руны? На ее животе. На мгновение в этом видится что-то неприличное… разве мужчина может так? Но только на мгновение. Совсем не до этого сейчас.

— Давай! — требует он.

Вдруг словно огонь льется в ее тело. И она кричит. Так громко и так отчаянно, как, кажется, давно уже не могла. Все тело напрягается в едином порыве. И разом возвращается боль.

— Давай! — требует Тодд. — Давай же!

И она…

Она очень старается. Изо всех сил. Очень-очень… Но никак не выходит. И так плохо, что невозможно терпеть… и…

Нет.

Кричит.

Ничего не выходит.

— Я не могу, — всхлипывает отчаянно. — Я не могу, прости.

— Ничего, — говорит Тодд. — Сейчас расслабься, чуть отдохни и потом еще.

— Ты говорил… один раз…

— Забудь, — он гладит ее волосы. — Ничего не бойся. Попробуем еще раз. Закрой глаза.

Она закрывает. И он поет ей эту песню снова.

Но только в конце кажется, у него самого уже дыхания не хватает и не хватает сил. Хрипло, слова даются с трудом. Чувствует, как его руки дрожат и все больше.

Это последний раз, да, теперь точно. На третий — Тодда уже не хватит, он и сейчас заканчивает песню из последних сил, шепотом, едва не теряя слова. Это магия, и магия отнимает силы. Но Кейлен чувствует, как сила и тепло снова наполняют ее.

Сейчас.

— Давай! — требует Тодд.

И свет вдруг захлестывает, наполняет. Кейлен почти теряется в потоке света.

И изо всех сил… сейчас, она постарается.

Давай…

И вдруг чувствует, как это происходит. Оглушающая боль, разрывающая ее, а потом вдруг… р-раз… и так легко. И все. Словно все случилось. Она чувствует.

Еще не видит толком, но скорее слышит, как кидаются к ней.

Что-то говорят. Суетятся.

— Мальчик, — говорит кто-то. — Он не дышит. Мертвый… синий, смотри какой…

И разом накатывает паника.

— Да вроде дышит, — другой голос. — Ты посмотри…

Кейлен рванулась бы смотреть тоже, если были бы силы, но она даже голову поднять с трудом может.

— Что там? — кричит она. — Что с ним? Что?

— Тихо! — требует Тодд. — Подожди, сейчас.

Тодд берет его. Что-то маленькое у него в руках. Он так бережно держит, осторожно. Маленькая ручка свисает с его ладони… О, боги…

Чуть отползает с ним в сторону, озирается, садится на полу у кровати… встать у него не выходит. Садится, кладет ребенка себе на колени, обнимая его… наклоняется над ним. Тихий шепот… Песня? Он поет что-то ребенку. Долго… И вокруг него и в его ладонях тихо-тихо разгорается мягкий свет.

А потом вдруг Кейлен слышит крик. Детский крик. Плачет ее ребенок.

Значит, он жив. И она жива. И все закончилось. И… все.

— У тебя сын, Кейлен! — говорит Тодд хрипло. — Лорд Последнего утеса. Как назовешь?

Она не может поверить до сих пор.

Все закончилось…

— Аарон, — говорит она. — В честь его прадеда.

Тодд улыбается.

— Аарон… — говорит он. — Сейчас я дам тебе его. Хочешь посмотреть?

Он пытается встать, одной рукой держа ребенка, второй ухватиться хоть за что-нибудь. Но сил у него нет. Он все силы отдал этой магии, Кейлен и ее сыну, и сейчас ничего не осталось. Но кое-как, на колени, и ближе к ней, стараясь хвататься за все, за что можно ухватиться.

Отдает.

— Держи, — говорит он. — Дальше уже и Осмар справится. Все хорошо. Ты смогла сделать это. А сейчас поспи.

Такой маленький… сморщенный, красный… но такой хороший. Ее сын. Вот на самом деле ее сын! Все получилось, она смогла. И они оба живы… Это чудо. Словно сон. Аарон ворочается у нее в руках…

А Тодд…

Тодд медленно сползает на пол, садится рядом, приваливаясь спиной. Так тяжело дышит… словно через раз, с усилием. Ртом дышит, из носа течет кровь. Испарина на висках, шея мокрая. У левого виска здоровенная ссадина, кровь и волосы в крови, но уже подсохло, просто не было время заняться этим.

Он все еще привычном доспехе с металлическими платинами. Не успел переодеться. Бросил все и поскакал к ней? Что у него случилось там? Из левого плеча что-то торчит. Стрела? Она обломана и сразу не понять, но Кейлен видит кусок древка. И кровь… темная уже, старая. И там, где он руки о простыню вытирал — кровь тоже.

Тодд закрывает глаза, чуть запрокидывает голову. В этом есть что-то полуобморочное.

Он отдал все силы, а у самого уже не осталось?

— Тодд! Ты… тебе самому нужен врач!

— Все… нормально… — медленно, хрипло говорит он. — Это пройдет. Сначала с тобой…

Это так страшно. Кейлен испугалась бы, если б могла.

Но маленький Аарон начинает жалобно пищать. И… больше не до того. Кейлен бережно обнимает сына. Это ведь чудо. Просто чудо, что все закончилось так, что они оба живы. Теперь у них будет шанс.

И ее спальня вдруг наполняется людьми. И Говард… он что-то радостно кричит, пытается ее обнять. Пытается взять на руки ребенка, но Кейлен не отдает ему.

Кружится голова.

Та волна заемной силы начинает откатывать назад, оставляя слабость. Не больно, просто хочется спать. Накатывает тишина.

Она еще видит, как приходит Сазерлан, как Говард что-то говорит ему. Они даже, кажется, спорят. Сазерлан смотрит на ребенка. На Кейлен. На Тодда, сидящего рядом.

Тодда пытаются поднять и увести, но он упирается, и сил, неожиданно, у него не так уж мало, как казалось.

— Нет, — говорит он. — Я останусь здесь. Просто посижу рядом. Моя помощь еще может понадобится. Я посижу… Да пошли вы все!

Его оставляют. И Осмар даже кивает вроде, что сейчас займется и им.

А потом Кейлен проваливается в сон.