— Франсуа станет мне являться, если я тебя не остановлю. Я понимаю, что мое последнее письмо было полно мрачных описаний и предчувствий, но ведь тогда я только что приехал, и на самом деле сейчас все не так плохо, как раньше. Россия переживает войну, как и мы. Но сейчас мои тамошние торговые агенты в один голос твердят о том, что в стране все равно полно богачей, у которых есть средства на покупки, и они с ума сходят по французскому шампанскому. А то, что его нигде не достать, только разжигает их аппетит. Этот бал — ерунда по сравнению с роскошью Москвы и Санкт-Петербурга. Не забывай, что у них все еще есть аристократия, и ее богатство просто невообразимо — нет ни одного торгового представителя, который знал бы этот рынок лучше меня. Обстоятельства переменятся, война не будет длиться вечно. Мы не имеем права сдаваться. Если ты снова начнешь колдовать на виноградниках со своими чудесными блендами, все остальное можешь предоставить мне.
— Но ведь ты тогда написал, что мы всё потеряли?
— И гроздья перестали расти на лозах? Брось, это всего лишь временное отступление. Ведь ты же тоже так думаешь?
— Я ничего не думаю с тех пор, как умер Франсуа.
— Он же всю свою жизнь посвятил этим виноградникам, всю свою душу он вложил в них и в тебя. И ты собираешься все это отписать Мозгу? Мы не можем этого допустить!
— Нет никаких «мы». И никто не будет слушать женщину, командующую на винограднике. Кто будет вести со мной дела?
— Ты не просто женщина. Ты — Николь Клико. В Шампани есть традиция — вдовы ведут дела. Семейное дело — это в крови нашей земли. Помнишь вдову Бланк, которая держала склад в Париже? С ней кто-нибудь спорил? А вдова Робер, что поставляет тебе бочковые вина? Сама свирепость! Если бы я попал в беду на поле боя, спрятаться я бы предпочел за ее спиной.
— У них нет независимых средств. Успеха они добились, потому что им пришлось это делать. А мне — необязательно. Мы с Ментиной отлично обеспечены моими родителями. А для тех женщин выбором было либо собственное дело, либо работный дом.
— А для тебя — работа или медленная смерть. Ты и правда собираешься уйти от мира, облачившись в черные платья и вуали, или же вручить себя какому-нибудь надутому хлыщу, которому будешь нужна ради твоего имени? Кто с тобой не работал, тот никогда тебя не оценит.
— Я слишком устала и слишком боюсь, чтобы продолжать действовать, Луи, — впервые созналась она.
— Тогда сделай это ради Франсуа. Это твой долг перед ним.
— Я свой долг уплатила слезами.
— От слез никому нет никакой пользы, Бабушетта. Франсуа жил ради этих виноградников, а еще ради тебя и Ментины. Ты думаешь, он был бы рад видеть, как тебя заперли в каком-то большом доме, его дочь стала падчерицей в новом браке, а его землей управляет другой человек — или, хуже того, Моэт? В этом бальном зале полно золота, рвущегося купить твое шампанское. — Он схватил из подставки горящий факел и начертил в ночном небе буквы: — «Вдова Клико и компания». Притворись, хотя бы на этот вечер.
— Кажется, я уже постепенно привыкаю, что меня называют вдовой. Но это на самом деле придает названию компании некоторую оригинальность.
Она глядела на Луи и видела горящий в его глазах огонь. До нее дошло, что друг любит их дело не меньше, чем любил дело Франсуа. И сияющий бальный зал пылал страстями, наполненный жизнью и возможностями. Что она станет делать, когда надоест Терезе и та найдет себе другую игрушку, а это обязательно случится? Вернется в свой одинокий кабинет смотреть на старые гроссбухи и ждать вдохновения? Она еще не закончила переговоры с Моэтом. Николь понимала, что тянет время, прячась за обильной перепиской.
— Ладно, только на сегодня — давай попробуем почувствовать, как это могло бы быть, — согласилась она. — Ничего не обещаю, но еще остался некоторый запас, который ушел бы за бесценок, если бы я продала дело Моэту, и я предпочту видеть, как шампанское искрится в хрустальных бокалах на суаре в Париже, чем как оно будет гнить на складе у Моэта.
Луи просиял и хлопнул в ладоши:
— Вот это, я понимаю, дух! У нас получится, обещаю тебе. На балах в России твое имя будет у всех на слуху!
— Ладно, не будем загадывать, лучше пойдем и поговорим с этими раскрашенными куклами. С кого начнем?
— Видишь ту даму с каштановыми волосами и бриллиантовой диадемой? Мадам Шан-Рикар, самая богатая вдова Парижа. Начнем с нее. Уверен, что она отнесется к твоему делу сочувственно. Тут все вокруг ищут свежую кровь. Смотри на меня и учись.
Николь взяла его под руку, и они вернулись в зал. Вдова Клико, повелевающая этим залом, собой и процветающей винной империей, со своим верным и очаровательным коммивояжером.
Франсуа был бы в полном восторге от чистого веселья и дерзости всей этой затеи.
Глава седьмая
ПАРИЖАНКА
Предновогоднее утро. Всего один день — и закончится этот кошмарный год.