Вдова Клико

— Выписывай ты этот чек, и я пойду к Этьену. Мы за Франсуа выпьем, это ты не волнуйся, хороший он был человек. Жаль, что я так немного могу для тебя сделать. Чек я завтра обналичу и если тебя устраивает, раздам деньги работникам. Уж я-то знаю, кому надо снизить жалованье в давильне. А тебе хорошо бы хоть одну ночь толком поспать.

Она нацарапала чек, заметив гроссбух, открытый на той же странице, где она его оставила. На странице для хороших новостей в тот день, когда умер Франсуа, было пусто. Ее красивый и умный муж любил и свое дело, и ее одинаково. И про нее, и про него сочинял стихи. А сейчас это все обратилось в пепел. Теперь Николь жила в таком густом тумане, что все, кроме острого горя, расплывалось перед глазами, превращалось в бессмысленный фон жгучего видения: безжизненный Франсуа в их тайном убежище. А живые, радостные воспоминания о нем лишь усугубляли боль. Она забросила дело и никого не принимала. Единственный человек, которого ей хотелось бы видеть, была Наташа, но подруга необъяснимо ее покинула в час нужды, и это завершало всеохватывающее ощущение потери.

Она захлопнула книгу и передала чек.

— Я еще одно хотел сказать… — начал Ксавье и замялся.

— Как давно мы друг друга знаем? — спросила Николь. — Давай выкладывай.

— Давно. У меня до сих пор шрам, где ты меня той чертовой палкой огрела. Нам было по четыре.

— Ну так говори, Ксавье.

— Разговоры ходят, будто хоронить его надо было на перекрестке дорог.

— Кого?

— Мсье Клико. Сочится по всему городу слух, как гной из нарыва. Все говорят, что это он сам сделал из-за неудач на виноградниках. Не люблю сплетен за спиной, потому говорю тебе прямо.

Грусть Николь взорвалась гневом.

— Мой Франсуа умер от тифа, и он был лучше, чем весь этот городишко и все его жители — безмозглые муравьи. И если услышу, что хоть кто-то думает иначе, лично сверну ему башку вот этими руками!

— Мне уже случалось по этому поводу подраться, так что оставь это мне. Им просто больше языки не обо что почесать, вот и все. Но я не хотел, чтобы шли разговоры за твоей спиной. Извини, что расстроил.

Уходя он крепко пожал ей руку и сдвинул шапку со лба. Тут она заметила у него синяк вокруг глаза.

Впервые за все это время она разозлилась. Похоронить на перекрестке! Эти деревенские сплетники хотели сказать, что Франсуа сам лишил себя жизни, оставив свое небольшое семейство барахтаться и выживать, как может. Ограниченные, суеверные, злобные людишки, шепчущиеся в лавках, истово крестившиеся, когда встречали Николь. Лучше бы занимались своими делами, а своими она займется сама.

Она больше не могла ни минуты сидеть в этом мрачном месте и метнулась к ящику стола, чтобы взять оттуда письмо:

Дорогая, у Вас тяжелая пора. Приезжайте в Париж в любое время — Вас будут ждать. Я обещала, а обещаний я никогда не забываю. Приезжайте, забудьте все. Привозите свою маленькую дочку — мой выводок будет ее обожать. Я не пишу Вам официальную открытку с соболезнованиями, так что простите меня, но даже в этой беспросветной ночи должен быть путеводный свет, и я намереваюсь стать им для Вас. Приезжайте поскорее.

С любовью, Тереза

Что делала Николь последние четыре месяца? Страшилась грядущего Рождества без Франсуа, а маленький городишко кипел ранящими сплетнями.

Николь обмакнула перо в чернила и написала два письма: одно Терезе — о том, что она с благодарностью принимает приглашение, другое — Моэту, сообщающее, что она готова обсудить продажу.

Он нацеливался на виноградники Клико еще с тех пор, как она вышла за Франсуа, а сейчас для нее мучительно было даже вспоминать о них, не то что вести дело, как стало ясно из разговора с Ксавье о жалованье. У нее с Клементиной есть небольшая рента от родителей Николь, покрывающая все расходы, так что с голоду не умрут. Если виноградниками будет управлять Моэт, то хотя бы рабочим будут платить вовремя. Он может себе это позволить, хотя на рынках мертвый штиль и все разговоры лишь о грядущей войне с Россией.

Над письмом Моэту она задумалась. Для Франсуа такое решение стало бы страшным ударом. Но ей пора смириться с тем, что его больше нет, и вся поэзия виноградников — набирающих силу гроздей, горячки сбора и приготовления вина — слишком для нее болезненна. Если она здесь останется, то погибнет: среди призраков их брака она живет лишь наполовину.

А как же Луи? Но, у нее нет сил отвечать за него. «Да и ни за кого вообще, кроме Ментины», — напомнила она себе. Она ему напишет из Парижа. Или расскажет лично, когда он вернется.