– Перестань дурить. Дыши глубже. – Бабушкины узловатые пальцы хватают меня за лицо, жмут чуть ниже скул и открывают мои носовые проходы для запахов – чистейшей грунтовой воды, дубовых бочек, минерального запаха мела, пурпурного аромата забродившего вина.
Но эти глубинные запахи не утешают меня. Я с ужасом думаю о решимости маман выдать меня замуж до конца этого года. Я заявила ей, что выйду только за такого жениха, который пахнет как весна.
– Мужчины так не пахнут, – сердито возразила она.
Но нет, пахнут. Во всяком случае, один из них. Но несколько лет назад он ушел на войну и, скорее всего, больше так не пахнет. А его запах молодой весенней зелени остался в моей памяти и не дает мне выносить запахи других мужчин.
Бабушка кладет мне в ладони виноградную гроздь и спрашивает:
– Ну, что приходит тебе на ум?
– Виноград пахнет как спелые груши с примесью ягод боярышника.
Она хрипло смеется и вместо прежней грозди кладет что-то другое.
– А это?
Новый аромат касается моего нёба, сложный, глубокий, с дымком, и мне представляются цыгане у костра.
– Жареный хлеб и кофе.
Следующая гроздь винограда липкая и нежная, ее аромат такой соблазнительный, что мне хочется сунуть ягоды в рот.
– Пахнет как спелая вишня в шоколаде.
Хриплое, прерывистое дыхание бабушки пугает меня.
Я сдергиваю с глаз повязку.
– Бабушка?
– Ты готова. – Она двигает ко мне деревянный ящичек, украшенный резными виноградными гроздьями и прелестными девами. – Открой.
Внутри лежит золотая чаша для дегустации вина на длинной, тяжелой цепочке: тастевин.
Твой прадед, Николя Рюинар, дегустировал в этой чаше вино с монахами Овиллерского аббатства. По запаху гроздьев он мог сказать, на каком склоне холма они росли, много ли получали солнца и какой минеральный состав почвы. – Она закрывает тонкие, как бумага, веки и вздыхает. – Он поворачивал лицо на запад и слышал запах океана. – Она поворачивается. – Он обонял на северо-востоке запах немецких жареных колбасок. На юге – аромат лавандовых полей Прованса. – Она улыбается, обнажая желтые обломки зубов. – Твой прадед был
Опять она со своими безумными идеями!
– Маман считает, что это проклятие.
Бабушка цокает языком.
– Твоя мать ничего не понимает, потому что у нее самый обычный нос, как у всех. Обонять скрытую сущность вещей – это редкий и драгоценный дар. Я гордилась им, но теперь он пропал. – Ее морщинистая рука берет золотой тастевин и подносит к моему носу.
У меня тут же щекочет и покалывает в носовой полости, словно я хочу и не могу чихнуть. Мне очень хочется, чтобы в бабушкином ворковании была хоть половина правды. Это многое объяснило бы в моем непростом характере.
– Барб-Николь, ты Великий Нос. – Она надевает мне через голову цепочку, и чаша теперь висит у меня на груди. – Ты должна с честью нести дар прадеда Рюинара.
– Почему вы раньше не говорили мне об этом?
– Мне запрещала твоя мать. – Она машет пальцем. – Но я перед смертью взяла этот вопрос в свои руки.
На дне тастевина я чувствую пальцами выпуклый узор.
– Это якорь?
– Да, якорь. Якорь символизирует ясность и смелость во времена хаоса и смятения.
– Хаос и смятение? – Теперь я понимаю, что ее история – это выдумка. – Ведь вы так назвали ваших кошек.
– Разве у меня есть кошки? – Она глядит пустым взором куда-то во мрак, и ее жутковатый старческий голос звучит в пещере гулким эхом. – Кому много дано, с того много и спросится.
Потом она хватается за забинтованную голову и что-то бессвязно бормочет. Ее монструозная тень пляшет по меловой стене. Игра в дегустацию превратилась в кошмар. Переложив фонарь в левую руку, я обнимаю бабушку за плечи.
– Давайте я отведу вас в вашу комнату, – говорю я и веду ее к лестнице, но у нее внезапно подкашиваются ноги. Тогда я подхватываю ее легкое, как у птички, тело и несу наверх, как когда-то она носила меня в детстве, несу осторожно, стараясь не поскользнуться и не упасть.
– Обещай мне, что ты продолжишь нашу традицию и станешь
Моя любимая бабушка умирает у меня на руках. Теперь я точно знаю, что мой Нос – это проклятие.
– Обещай мне. – Ее веки трепещут и закрываются.
– Я не подведу вас, бабушка, – шепчу я. Внезапно она становится совсем невесомой, зато золотая чаша – тастевин – висит у меня на шее тяжелой гирей.
Война Первой коалиции
После пяти лет кровопролитных сражений двадцатишестилетний французский генерал Наполеон Бонапарт нанес в битве при Лоди сокрушительный разгром коалиции.