А ведь я считала себя профессионалом. Когда–то я работала консультантом при клинике умственных заболеваний, и моей задачей было помогать пациентам приспосабливаться к самостоятельной жизни. Вместе с пациентами я записывала на разделенных пополам листках бумаги «за» и «против», преимущества и неудобства, и так учила их определять последствия своих действий. Для шизофреника — очень просто. Но мне тогда не хватило бы никакого листа. Я парализовала себя сомнениями и бесконечными расчетами. Если двое из трех моих советников предлагали продать какие–нибудь акции, я задумывалась, что же такого знал мой муж, но не знали они, раз он купил эти акции? (Возможно, он даже говорил мне об этом, но разве я тогда слушала?) Я пыталась принять решение, основываясь на том, что думали три головы (моя, его, и консультанта), но пара рук была одна — моя. Решение должна была принять я. И это отнюдь не улучшало ситуацию. Когда вскоре после похорон сломались и стиральная, и посудомоечная машина, я составила такой подробный список разных моделей, их сравнительных характеристик и цен, что даже Эйнштейн не смог бы разобраться в этом и дать мне совет.
Я едва не потеряла рассудок, пытаясь понять, что делать с коллекцией пистолетов Мартина. Мне не хотелось, чтобы они оставались в доме, но ведь они так ему нравились. Наверное, раз я живу одна, мне надо научиться стрелять, но полицейский, к которому я обратилась за советом, сказал, что мне лучше выкинуть эту мысль из головы. Если продавать их кому–то, меня наверняка обманут. Нет, может быть, стоит подарить их кому–то из его хороших друзей. Нет, мне же нужны деньги. Нет, я проживу и так. Нет, если я продам их, я пожалею об этом. Нет, это будет облегчением. Если бы тогда я хоть немного была способна мыслить разумно, я бы просто оставила их там, где они мирно пролежали десять лет — разобранные, безопасные, подальше от глаз.
К счастью, примерно в то время ко мне приехала моя племянница, которой был 21 год. Она только что окончила колледж и пыталась решить, что ей нужно от жизни. Она прожила со мной три месяца и помогла мне прийти в себя. Каждый раз, когда я заводила свое: «Я не знаю, стоит ли мне…», Эми отвечала: «Просто сделай это. Просто бери и делай». Именно так я и приняла некоторые верные решения (например, купила акции АТ&Т), покрасила дом в белый цвет и поехала на отдых в Мексику. С того времени эта фраза стала моим девизом и руководством к действию, а также любимым советом для нерешительных вдов: «Делай. Просто делай!»
Неважно, насколько самостоятельны вы
Вскоре ясность рассудка к вам вернется, и хотя вы будете продолжать говорить «с одной стороны… с другой стороны…», ваша уверенность в себе будет расти. Вы всю жизнь принимали решения: какие лекарства давать детям, какой стиральный порошок купить, как разбираться с работой и семьей, и еще массу разных решений. Сейчас вам кажется, что теперь на вас навалилось гораздо больше, но это не совсем так. Вы уже делали это.
Убрать его вещи из шкафа
«Когда дети уехали из дома, я говорила, что это не значит, что я потеряла детей — я приобрела шкаф. А теперь… Сплошная потеря». Так говорила одна вдова о трудной и печальной необходимости разбираться с одеждой и вещами мужа.
Подавляющее большинство вдов согласятся с тем, что разбирать вещи и одежду мужа — это очень болезненно, но в итоге приносит облегчение. Это неотъемлемая часть горя. Это крохотная частичка ритуала, оставшаяся с тех времен, когда люди сами готовили к погребению и хоронили своих умерших.
Если постараться этого избежать, ничего хорошего не получится. «Когда я вернулась с похорон, оказалось, что мои сестры убрали все его вещи. Все выглядело так, словно он вообще никогда тут не жил. Сестры думали, что помогают мне, поэтому я ничего им не сказала, но я была просто в ужасе. Я чувствовала, что предала Майка». Рассказавшая об этом женщина описала, насколько пустой казалась ей спальня, и спросила, не думает ли кто, что это странная реакция. Она чувствовала, что его вещи были частью его — той частью, с которой она пока не была готова расстаться. Может быть, это странно? Дико?