Вдова живого мужа

- Ян, одна нога здесь, другая там, лети ко мне домой! Захвати мой докторский чемоданчик и скажи Егоровне, пусть нальет в банку горячего бульону, да пирогов завернет. Проследи, чтоб укутала потеплее...

- Алексей Алексеевич, - высказал удивление Ян. - Впервые вы меня к больной близко не подпустили! Разве моя помощь вам больше не нужна?!

- Твоя помощь нужна тысячам других больных, - потрепал его по плечу профессор, - а здесь... У Танечкиной мамы типичное истощение, отсюда и голодные обмороки. Ее кормить надо, батенька!

Виринея Егоровна просьбе Подорожанского не удивилась, быстро приготовила все необходимое и вручила Яну. Он в который раз подивился расторопности и сообразительности старушки.

Когда он, запыхавшись, вошел в комнату Филатовых, профессор о чем-то оживленно беседовал с матерью Татьяны. Вернее, Подорожанский рассказывал что-то веселое, а женщина с улыбкой кивала. Сама Таня сидела на стуле, так и не сняв пальто. Профессор поднялся навстречу Яну, забрал все, что тот принес и скомандовал:

- Живо бери Татьяну, и через минуту чтобы вас здесь не было!

- Но я не могу оставить маму одну, - запротестовала девушка.

- То есть как это "одну"? - нахмурил брови Подорожанский. - Вы меня за человека не считаете? Или моего профессорского звания недостаточно для того, чтобы посидеть у кровати Александры Павловны?!

Татьяна опять покраснела.

- Я не то хотела сказать. Просто я подумала, что вы не обязаны...

- Не волнуйся, Танечка, - улыбнулась старшая Филатова. - Алексей Алексеевич любезно согласился побыть возле меня. Думаю, мы можем ему довериться...

- Поплавский, я вами недоволен, - проговорил Подорожанский. - Раньше вы были куда расторопнее... Ну посуди сам: студенческая свадьба! Что будет делать среди молодежи такой старый мухомор, как я? А с Александрой Павловной нам найдется, о чем поговорить. Так что идите и рано не возвращайтесь!

Молодые люди покорно пошли прочь, а у порога Татьяна замешкалась и выпалила профессору:

- А вы вовсе и не старый!

Подорожанский с Александрой Павловной засмеялись.

По улице они шли рядом, но брать Таню под руку Ян не решался, а осмеливался только в редкие минуты поддерживать её под локоть, если она спотыкалась или могла оступиться.

Непонятная робость овладела им. С девушками, встречавшимися ему прежде, Ян вел себя не в пример смелее. Не то чтобы был развязан или чересчур настойчив, а просто чувствовал себя в своей тарелке: ко времени находил нужное слово, мог удачно пошутить или что-нибудь кстати рассказать, а к Татьяне боялся прикоснуться, и вообще его язык точно примерзал к небу.

Татьяна сама невольно пришла к нему на помощь, потому что он уже несколько минут тщетно пытался придумать, о чем завести с нею разговор.

- Как вы думаете, Янек, профессор действительно установил мамину болезнь, или он меня успокаивал, найдя у неё что-то очень серьезное?

- Нет, Алексей Алексеевич вас не обманул, да и вы же сами сказали, Танечка, что у вашей мамы внутренние органы здоровы.

- Потому что я так вижу, - опять смутилась девушка, - но ведь может быть, что мое внутреннее зрение отчего-то искажается! У мамы вроде все здоровое, а свечение вокруг тела слабое, колеблющееся. Выходит, она нездорова, а в чем дело, я понять не могу.

Ян вздрогнул. Девушка совершенно спокойно говорила, что видит не только то, что у человека внутри, но и какое-то свечение вокруг него! А если у неё не в порядке с головой? Он сосредоточился, но никаких отклонений в ней не почувствовал. Вообще, он раньше считал: то, что может он сам, не могут другие. Ян так и жил с чувством непохожести на других и оттого испытывал некоторое превосходство над простыми смертными. Татьяна же, наоборот, была непохожа на других, а жила так, будто все вокруг этими способностями обладали. Какое такое свечение вокруг тела? Можно подумать, это - само собой разумеющееся!

- Таня, - спросил он осторожно, - то, что вы называете свечением, есть вокруг каждого человека?

- Конечно! - девушка даже остановилась, удивленная его непонятливостью. - Вокруг вас, например, оно зеленоватое.

- И вы всегда это видели?

- Не всегда, - задумчиво проговорила девушка, - только после того, как я стала вглядываться. А потом я к этому так быстро привыкла, что временами мне кажется, что такое видят все люди... Я не знаю, как правильно оно называется? Может, ореол? Или нимб? Знаете, как у святых на иконах.

- Что нужно сделать, чтобы его увидеть?

- Я же говорю, вглядеться! Когда я болела тифом и лежала в больнице с высокой температурой, я подолгу не открывала глаз: больно было смотреть на свет. Но ведь так просто лежать скучно. Я стала пытаться смотреть с закрытыми глазами. Сначала выходило плохо, все виделось нечетко. А с каждым днем у меня получалось все лучше, я могла видеть все дальше, даже через препятствия, ну там, через стены... Вам, Янек, наверное, неинтересно, а я разболталась, остановиться не могу. Кроме мамы я об этом не могла никому говорить, а она уже сказала товарищу Головину...