Вдребезги

Хрена с два это была игра или невинная ласка, Майкл ритмично, сильно тёрся о его руку, Джеймс до боли сжимал его пальцы, хватал за запястье, царапался в ладонь.

Майкл держался за свой член, как за опору. Дышал так тихо, что сам не слышал себя. Лицо горело. А рядом — рядом сидели люди. Смотрели в экран. Шептались. Ничего не знали. Ничего не видели. Майкл уже сам почти ничего не видел.

Джеймс вдруг резко вдохнул, его пальцы растопырились в судороге, он схватился за Майкла, быстро, коротко сжал несколько раз. Напряжённая ладонь стала горячей и влажной, обмякла.

Он кончил. Твою мать. Твою мать, он кончил.

Джеймс жарко, расслабленно накрыл его пальцы. Майкл рефлекторно сдавил член сквозь штанину. От резкой судороги в животе качнулся вперед, сцепил зубы. Выдохнуть смог, а вдохнуть — не получилось.

Переглянулись.

У Джеймса в темноте блестели глаза, искусанные губы припухли. Майкл погладил запястье: я тоже, слышишь?.. Я тоже.

Тот застенчиво улыбнулся, опустил взгляд: я понял…

До самых титров они сидели, не шевелясь, в обморочной темноте, поглаживая друг друга по пальцам. Когда начал зажигаться свет, переглянулись, разжали руки.

Стало шумно, все разом заговорили, обмениваясь впечатлениями. Майкл встал первым, вышел на балкон. Стрельнул у кого-то сигарету, затянулся во всю глубину легких. В чёрном небе, таком же пустом и сияющем, как он сам, пылали звёзды. Всё, что он знал о себе, только что рухнуло в бездну. Он курил, выпуская дым в холодный сентябрьский вечер. Лицо горело от ужаса.

09

Томми притащил в гараж коробку маффинов.

— Попробуй новые, а? — жалобно попросил он. — Бран меня нахер послал. Говорит, я его раскармливаю.

— У меня руки в масле, — сказал Майкл, локтем вытирая лоб.

В мастерской он сегодня работал один — Кристофер слёг с простудой. Он, конечно, порывался закинуться таблетками и начхать (в буквальном смысле) на болезнь, тем более что простуда-то была так, ерунда, но Майкл убедил остаться дома. Не только чтоб дать отцу отлежаться. Но и чтобы самому побыть в одиночестве и подумать над сложившейся ёбаной хернёй.

Впрочем, думалка у Майкла с ёбаной хёрней дела иметь не желала. Типа — где там у тебя мозги были, когда парня за руки хватал?.. Вот туда и иди теперь.

В груди все время щемилось странное чувство, похожее на голод. Хотелось скулить и бегать кругами, как шальная дворовая псина, гоняющаяся за своим хвостом — вот он совсем близко, машет и дразнится перед самым носом, но зубы все время клацают мимо, и чем быстрее ты за ним гонишься, тем быстрее он ускользает. От бардака в голове бросало то в жар, то в холод.

А виноват во всём был чёртов Купидончик со своими кудряшками, со своим грёбаным личиком, со своей манерой задумчиво облизывать нижнюю губу — он был виноват всем долбаным собой в том, что Майкл не мог перестать думать о нём.

— Я тебе отщипну, — Томми раскрыл коробку, достал еще тёплый маффин, разломил его пополам. — Этот с абрикосом и грушей.

— Давай, — Майкл откусил из его руки, прожевал, показал большой палец: — Класс.

Любопытно ему, блять, стало. Попробовать, блять, решил.

Попробовал?.. Понравилось?..

Самый ужас был в том, что — да. Понравилось. Так понравилось, что до сих пор ладони чесались и в груди все вздрагивало при воспоминании о тонких горячих пальцах.

— Чё не заглядывал? — Томми уселся на верстак, который жалобно скрипнул под его весом, поболтал ногами.

— Вишь, работы сколько, — Майкл кивнул на открытый капот. — Поссать сходить некогда. Дай ещё.

Томми разломил пополам следующий маффин, скормил Майклу.

— Этот с крыжовником и ревенём. Ты как вообще?

Правильный ответ был — ёбнулся на всю голову. Всю грёбаную неделю Майкл не знал, куда себя деть. Что теперь делать. У Сары с тех пор не появлялся, отговаривался работой — боялся, что если столкнётся с Купидончиком, либо сквозь землю провалится, либо в рожу ему засветит, либо что похуже выкинет.

— Слушай, тебе когда-нибудь нравился кто-то странный? — спросил Майкл.

— Да-а… — мечтательно протянул Томми. — Соус айоли и арманьяк…

— Томми, бля, — Майкл чуть не запустил в него промасленной тряпкой. — Все и так знают, что ты дрочишь на еду. Я про людей.

— Гордон Рамзи, — тот улыбнулся смущённо и глуповато. — Если б мне надо было ему отсосать, чтобы получить работу, я б только спросил, как глубоко заглатывать.

— Ты заебал со своим Гордоном Рамзи, — Майкл выронил гаечный ключ, полез за ним в недра развороченного капота. Пальцы вдруг ослабели, и он минуты три пыхтел, пытаясь его подцепить, пока не догадался подлезть снизу.

Майкл вытер горячий лоб и посмотрел на часы. Было одиннадцать вечера. У Сары сейчас, наверное…

Да ну нахер.

Закрыл капот, отмыл руки специальной едкой сволочью, по локоть намазал их защитным кремом и сел на верстак рядом с Томми. Тот уже держал в руке половинку маффина:

— Кусай. Здесь малина и клюква.

— Вот у тебя так было, — спросил Майкл, облизав крошки с губ, — что ты взял и случайно втрескался в кого-нить?..

— В Го… — Томми не договорил, Майкл рукой зажал ему рот.