Вдребезги

– Я думаю, у каждого наступает такой момент, когда случается нечто… судьбоносное, и оно разбивает человека вдребезги. И потом приходится собираться и восстанавливаться. И занимает очень много времени не установка осколков обратно, а соединение их по-новому, необязательно лучше. Скорее так, чтобы можно было с этим жить до тех пор, пока не разберешься, где на самом деле должны быть фрагменты.

– Ты возлагаешь на нее ужасную ношу, дед, – заметил Таннер. – Она всего лишь ребенок.

Феликс засмеялся:

– Тогда я замолкаю. Не обращайте на меня внимания. Я всего лишь старый дурень, болтающий вздор.

Я не поднимала головы. Я не хотела расплакаться за столом в присутствии всех этих людей, поэтому набила рот соленым мясом. Подсунув руки под бедра, чтобы они не дрожали, я слушала болтовню за столом. Я была так опустошена внутри, что мне казалось: я могу долго есть и не чувствовать насыщения.

Позднее в тиши комнаты я лежала в односпальной кровати, смотрела через слегка приоткрытое окно на ясное небо, ощущала прохладный воздух на лице и размышляла о судьбоносном. Произошедшее с отцом – мое первое судьбоносное событие? Он был рядом, а потом исчез, и мне на самом деле не позволялось спрашивать о нем или плакать, потому что моя мать была сильно расстроена.

Возможно, Эллис была кусочком пазла, большим и судьбоносно прекрасным, и я вытрясла его из коробки с головоломками. Я пока не знала, чем был Райли. Может, тоже частью сборки? И я все еще не закончила?

Я такая неполная. Я не знаю, куда подевались все мои части, как соединить их вместе, как приклеить их. И по силам ли мне это сделать?

Через неделю мое помутнение немного рассеялось. Я все еще много спала и чувствовала сильную усталость, но при ходьбе было уже не так больно. Не похоже, что мы куда-то уедем в ближайшее время, поэтому я начала исследовать дом Феликса, запутанный и хаотичный. Со стороны фасада он казался маленьким и квадратным, но внутри раскидывался сразу в нескольких направлениях: его сложная природа скрывалась за тополями и конусообразными чольями, напоминавшими осьминогов. (В миниатюрной книге, которую дала мне Линус, написано про них. Я взяла ее с собой на улицу. Она отвлекала меня простыми вещами – например, как определить название растения.)

В доме имелось несколько спален, все со скромными кроватями и простыми деревянными комодами. Украшенные узорами шерстяные одеяла были аккуратно сложены и лежали в ногах у каждой кровати. В огромной гостиной темные тяжелые балки располагались крест-накрест на потолке, словно кости скелета. Таннер сказал мне, что они называются vigas. У одной из стен находился громадный каменный камин. Девви разжигала его в более прохладные вечера, и я любила сидеть рядом с его теплом.[13]

У Феликса есть комната только с книгами, еще одна только с музыкальными записями, стереомагнитофоном и с накренившимся забытым фортепьяно посреди комнаты. Кухня расположена в задней части дома рядом с террасой, которая выходит на покатые темные холмы. Конюшня находится в конце склона, окруженная оградой от койотов.

Линус рассказала мне, что студия была построена на деньги гранта за одаренность много лет назад. Она примыкала к задней части дома, возвышаясь над холмами, и очертаниями походила на сарай. По ночам выходили койоты, которые бродили по окрестностям и выли. Днем Феликс показал мне на летящих низко ястребов, которые темными дугами устремились вниз к тополям. Линус, Таннер и Феликс готовили вместе: обильные, великолепные кушанья с фруктами и мясом, с хлебом и сырами, с салатом из шпината, грецких орехов и соленого сыра фета.

– Ты знаешь, – сказал мне как-то утром Феликс, накладывая ложкой голубику в мою тарелку за завтраком. – Я не хочу, чтобы ты думала, будто я, как старая рабочая лошадка, горбачусь каждый день над своими красками и рисунками. Иногда я совсем не работаю в своей студии! Я просто сижу. Слушаю музыку. Листаю свои книги. Иногда записываю что-то, чтобы не забыть. Иногда пишу кому-нибудь письмо.

Он налил себе еще чашку кофе.

– Иногда ничегонеделание тоже может быть работой, просто более медленной. Важно просто быть, Чарли, время от времени.

С ногами у меня становилось лучше. Порезы и ободранная кожа хорошо заживали, хотя еще и болели. Таннер снял повязки с рук и показал мне новые рубцы, новые речные узоры. Я с опаской потрогала свежие линии на животе, но не стала смотреть вниз.

Таннер сказал, что я не резала слишком глубоко: накладывать швы не понадобилось.

– Давай думать об этом позитивно.

Он выкинул старые повязки в мусорное ведро и размотал новый рулон марли.

Однажды вечером, когда Феликс открыл очередную бутылку вина, Линус подозвала меня к маленькому ноутбуку, стоявшему на кухонном столе. Уже прошло две недели, и я заметила, что Линус каждый вечер исчезает с ноутбуком на час после ужина. Таннер говорил, что она общается со своими детьми по скайпу.