Вдвоём веселее (сборник)

– Ну ладно, я почитаю что-нибудь, – сказал он, наливая три стакана.

Было жарко, пить не хотелось. Но мы выпили.

Валерий вытер лоб кухонным полотенцем и стал декламировать стихи.

– Понравилось? – спросил он у меня в конце.

– Кое-что понравилось, – уклончилов ответила я.

– Не врубаешься ты в поэзию перформанса, – сказал он без обиды.

– Где ты его взял? – спросила я у Жени, когда Валерий вышел из комнаты.

– А как ты думаешь?

Я думала, что в сумасшедшем доме.

– Что ты! Там совсем другой контингент! – испуганно ответил Женя.

С Валерием его познакомили друзья. Помимо стихов Валерий увлекался фарцой. Они с Женей собирались делать какие-то маечки с лого и продавать их по двадцать пять рублей штука.

– Дорогая, заработаем кучу денег, снимем в Питере квартиру. Как тебе мысль? – спросил он.

Я вздохнула.

Он понял это так, что я опасаюсь за него. И правильно понял:

– Это абсолютно ничем не грозит! Я – чистый инициатор идей, всё остальное – он.

– Чистым инициаторам обыкновенно дают больше, – заметила я без энтузиазма.

У меня был пример. Мой отец тоже был чистым инициатором. Теперь ему давали восемь лет тюрьмы.

Выпив, я пошла спать. Пока я отсыпалась, Валерий с Женей придумывали лого. Вечером я их застала на кухне за рабочим процессом. Женя – за машинкой. Валерий перед ним с поднятой рукой. Пить он, как я потом убедилась, мог не хуже Бори. Я твердо отказалась от водки.

Он пожал плечами и продолжил маевку.

«Они на каком языке разговаривают?» – подумала я.

Женя, видимо, тоже понимал Валерия с некоторым трудом.

– На каком языке он говорит? – спросила я Женю.

Оказалось, что по-русски. И это был язык, который Женя боялся потерять, уехав за границу. Невелика потеря.

С утра Женя ходил подметать участок. Валерий отсыпался, потом всё начиналось сначала. Водка, «рулеж», «запендюривание»… Я решила провести с Валерием душеспасительную беседу. Выслушав мою проповедь, Валерий возмущенно стукнул стаканом об стол: «Я тащусь, как ты не врубаешься!» При этом он внимательно следил, чтобы водка не расплескалась.

«Ах, так!» – подумала я и, когда Валерий уснул, потихоньку вынесла его верхнюю одежду и обувь на улицу. Валерий встал в полдень, долго бродил по квартире, до меня доносились его жалобы по поводу пропавшей «косухи». Я объяснила Валерию, где его «косуха», и с криком «Их же украдут!» он побежал к двери.

Женя сокрушался:

– Обидели такого человека!

– Такие люди не умеют обижаться! – сказала я.

Не знаю, что на меня нашло. Скорее всего, мной двигала брезгливость. Уж больно он плевался.

По утрам, пока Женя мел улицу, я сидела на бордюре и ждала. После этого до шести вечера день был наш. Мы ходили по городу, который, как многие северные города, состоял из одной длинной улицы, а всё остальное – лучевые шоссе, заводы, заваленные битым стеклом и мусором пустыри – лежало в стороне. Стояла дикая жара. Как-то мы присели на ступеньки загса. Неподалеку от нас в тени чахлой акации женщина качала коляску. Лицо ее светилось непонятным, не относящимся ни к чему счастьем.

– А давай поженимся, – сказал вдруг Женя.

Я посмотрела на него. У него было усталое, грустное лицо, и я ничего не ответила.