Вдвоём веселее (сборник)

Во вторник с утра у меня было свидание с отцом. Он передал мне через жену, чтобы я ему принесла двадцать пачек «Беломора». Просьба мне показалась странной: мой отец никогда не курил. Даже в юности. Страсть к курению в нашей семье передавалась по женской линии. Курила папина мама.

В отличие от первого свидания – тюремное окошко, два охранника у папы за спиной – второе происходило в отдельной комнате. Когда охранник закрыл за нами дверь, отец уставился на меня:

– Где ты, скажи на милость, шатаешься целыми днями? Я вторую неделю не могу тебе дозвониться!

На первую часть вопроса я даже не ответила, спросила только, откуда он мне звонит?

Он развел руками, как всегда делал, когда я спрашивала что-нибудь глупое.

– Из телефонной будки, разумеется! Там, на углу Садовой и… Вот, черт, забыл название улицы…

Я взмолилась:

– Папа, что ты говоришь! Какая телефонная будка? На каком углу?

У меня в голове пронеслось: папа ведь не очень молод, тюрьма его доконала.

Отец хитро улыбнулся.

– Ты ничего не знаешь?

– Абсолютно.

Месяц назад директор тюрьмы неожиданно велел доставить отца к нему в кабинет. С отца сняли наручники.

– Мне вас Бог послал! – сказал директор. – Мне тут сказали, что вы – толковый проектировщик!

Отец скромно опустил глаза.

– Смотря кто сказал…

– Да, понимаю, понимаю, – сказал директор. – Да вы садитесь, Капович! Это я должен перед вами стоять… Вы мне сейчас, может, жизнь спасете!

– Спасибо, я уже и так сижу.

Директор оценил шутку и продолжал:

– Мне семь лет назад обещали прислать группу инженеров! Конечно, не прислали. Я тут перелистал ваше дело и подумал: у меня же свой сидит. Короче, Капович, вы можете снести тюрьму?

Отец тоже оценил юмор.

Оказалось, что директор не шутил.

– Нужна серьезная перестройка. Здание-то старое, вместительность низкая, условия ужасные. По тридцать-сорок человек в камере – это же с ума можно сойти! Мочатся друг другу на голову с верхних нар…

– И с нижних на верхние тоже! – заверил его отец.

– Короче, вы понимаете, – подытожил директор.

Отец сказал, что понимает, и они приступили к обсуждению деталей работы.

Проблем было много. Во-первых, объяснил мне папа, у него не сохранилось никаких оригинальных чертежей. Во-вторых…

– Да что я тебе все это рассказываю. У меня сейчас райские условия! Своя камера, стол, и к тому же он мне выдал ключи от всех ворот, дверей, переходов. Я – практически свободен, хожу повсюду, делаю обмеры. В общем, у меня всё прекрасно! А вот за тебя я переживаю. Что происходит дома? Как ты учишься? Лиля (так звали его жену) говорила, что у тебя неприятности? – он показал пальцем наверх.

– Неприятности? – спросила я. – Какие неприятности?

Я тоже показала пальцем вверх и спросила глазами, не прослушивается ли помещение. Он покачал головой «нет», потом подвигал ртом «может быть, ты и права».

– Так что с учебой? – переспросил он уже другим голосом.

Я сказала, что сдала все экзамены, кроме литературы. Литературу я каким-то образом завалила.

– Что за проблемы с этим-то? – удивился отец.

Он показал пальцем на себя. Мол, тебя завалили из-за того, что я тюрьме?

Дело его было большое, о нем писали в газетах. Я покачала головой и пересказала в двух словах. Мол, какая чушь, видимо, попутала хронологию.

– Дело не в хронологии, а в имени, – сказал он. – Ты вслушайся в то, что ты несешь! Какой Иван Денисович? И вообще, Катька, я тебе уже не раз говорил и хочу повторить еще раз: бросай курить. Женская тюрьма в сто раз хуже мужской… Если, не дай Бог…

Тут-то я вспомнила про принесенное курево:

– А зачем тебе папиросы? – спросила я, доставая мешок с «Беломором».

Он заглянул в него и кивнул:

– Понимаешь, я же догадывался, какую вы с мамой развернете деятельность, начнете искать мне какую-нибудь жратву, которой нет в магазинах! Переплатите втридорога! На хрена всё это надо, если здесь за две пачки «Беломора» я могу получить всё, чего сердце пожелает. Даже халву! – добавил с детской радостью.

Он очень любил сладкое.