Вечер

Все призрачно в туманной дали дней,
но, Боже мой, как прожитое явно!
И быль, и сонь, давно и так недавно.
Тем сладостнее вспомнить и больней.

О, как жива моя тоска по ней,
еще вчера и близкой и державной,
и вот — чужой, безрадостной, бесправной,
уныло тонущей в крови своей.

Россия, Русь! Тебе ли гибель злая
судьбой немилостивой суждена?
Или стоишь у врат, еще не зная?
Тяжка пред Господом твоя вина, —
слепая, страшная, полуживая,
и все ж любимая, навек одна.

Прага, 1920

Нагарэль. Сонеты

Памяти Н.С. Гумилева

I. «Нет, — больше, сударь! Шестьдесят четыре…»

Нет, — больше, сударь! Шестьдесят четыре.
Уж двадцать два — на Флоре капитан.
А раньше: Грек, Меркурий, Океан…
Да, старость не на радость в Божьем мире.

Удушье, зноб, не голова — чурбан.
Ногами тоже плох, со сна — что гири.
Немудрено. По кругосветной шири
намаешься в ненастье и туман!

Ну, правда, пожил. Sacramente… споро.
Где не бывал, что песен да вина!
А женщины! Послушай, старина…
Но крепче всех запомнилась одна:
плясунья из таверн Сан-Сальвадора.
Креолка… Нагарэль. Дочь матадора.

II. «Извольте, расскажу. Хоть забулдыга…»

Извольте, расскажу. Хоть забулдыга,
поверьте на слово, не врал досель.
Что было, сударь, было. Нагарэль…
Оглянешься, и память — словно книга.

Ну-с, в ту пору уж несколько недель,
у Бахии, на палубе Родрига,
испанского сторожевого брига,
я проклинал тропический Апрель.

Зной, ливень, штиль. По вечерам из порта
и музыка, и песни. Как дурак,
ночь напролет стоишь, стоишь у борта,
в уме прикидываешь так и сяк,
и отпуска, бывало, ждешь до черта.
Однажды утром… Чокнемся, земляк!

III. «Однажды: Юнга, — слышу голос, — в рубку!..»

Однажды: Юнга, — слышу голос, — в рубку!
Бегу. А капитан (старик, добряк
и пьяница, — да трезвый не моряк)
глядит хитро, пожевывает трубку.

Что ж, твой черёд, — и показал на шлюпку.
Весь день в порту, из кабака в кабак,
брожу с матросами, курю табак
и вздрагиваю, как завижу юбку.

Тогда же под вечер в таверне «Крот»
и встретились… Ну, подмигнул украдкой.
Пришла, подсела, черным глазом жжет.
Молчит… И вдруг, змея, прильнула сладко
и на тебе! — поцеловала в рот.
Так началось. А кончилось… не гладко.

IV. «Да, началось. На долгую беду…»