Вечер баек на Новый Год

- Парксайд, - говорит она.

- Слишком далеко. Слишком много птиц. Как насчет моего дома? - спрашиваю я с надеждой.

Она соглашается прийти ко мне в квартиру завтра, чтобы посмотреть мою коллекцию пластинок. Ей нравятся The Smiths, но какая на хрен разница; мы оба знаем, что ей наплевать на мои пластинки и на все остальное в моей дерьмовой квартире. Кроме меня. Она хочет меня.

Когда я еду домой на метро, я снова чувствую себя почти человеком. Я бы это отпраздновал, но я не ел и не пил уже несколько недель. Я еду домой и сплю на своей кровати, сделанной из крови и черных перьев.

Она приходит ко мне точно в срок. Я надеваю относительно чистую рубашку, моя кожа вся чешется от перьев и птичьего дерьма, которое ее раздражает. Я открываю дверь. Она мила в своем платье с цветочным узором, со свежими маленькими ранками в верхней части груди. Над левым ухом отсутствует часть скальпа, и она использует цветок, чтобы скрыть это. Наивно и мило одновременно.

- Привет.

- Привет.

Мы молчим. Просто смотри друг на друга. Наверное, прошло несколько минут.

- Заходи!

Она входит в мою квартиру, которая покрыта черными перьями и грязью, птицы взлетают с каждым ее шагом. Я чувствую себя подростком. Подростком, медленно превращающимся во что-то другое, но все же... Нервничаю.

Я бросаю пластинку The Smiths ей на колени. Она немного притворяется заинтересованной, но в конце концов отбрасывает ее на журнальный столик. Она похлопывает по месту рядом с собой на диване, и я подчиняюсь.

- Как у тебя дела с ними? - спрашиваю я.

- Хорошо. Думаю, я уже близка к переходу.

Я киваю. В последнее время я чувствую то же самое. Наступит переломный момент, и тогда трансформация будет завершена. Наши демоны поглотят нас. Мы станем совсем пустыми и мертвыми.

- A у тебя? - oна ковыряет струп на коленке.

Это выглядит по-детски, словно она волнуется и не знает, с чего начать разговор.

Я пожимаю плечами.

- Кто знает? Я об этом не думаю, - вру я.

Я встаю и выношу вино и бокалы. Она выглядит взволнованной. Мы приканчиваем бутылку за полчаса и, закончив скучную болтовню, целуемся на диване. Наши раны открываются, и мы впиваемся друг в друга, перья и грубые каштановые волосы прилипают к нашим телам. Это больно и неловко, и иногда мне кажется, что я потеряю сознание от потери крови, но бывают моменты, когда я забываю, что мое тело гниет, сердце мертво и меня ждет ад.

Мы перемещаемся в спальню и трахаемся в пьяном ступоре, за нами молчаливо наблюдают крысы и дрозды.

Я просыпаюсь и чувствую... пустоту. Но, почему-то мне хорошо. Я тянусь к своей груди и трогаю дрозда, который там гнездится. Его перья испачканы моей кровью, но он не боится. Он чувствует себя в безопасности внутри меня. Я тоже чувствую себя в безопасности. Она все еще здесь, ее рука лежит на моей груди. Крыса выглядывает из-под ее платья.

Я бужу ее поцелуем, и ее маленькие крысиные зубки вгрызаются в мои губы. Она пускает кровь, и я сразу же становлюсь твердым. Я забираюсь на нее сверху, и тогда мы становимся одним целым, a черные дрозды и крысы царапают и кусают нас, и мы перетекаем друг в друга, и как чудовища - мы возрождаемся.

Возрождаемся и умираем.

Перевод: Константин Хотимченко

РЭТ ДЖЕЙМС УАЙТ "НЕ КРИЧИ"

Я исчез внутри нее. Засовывая свой набухший член в ее сморщенный анус со всей силой и страстью какого-то дикаря-эротомана, стремящегося изнасиловать и уничтожить ее, но это она уничтожала меня. Я потянул ее за волосы и шлепнул по заднице. Она поцарапала мне спину и укусила за плечо, встречая каждый толчок своим, зарычала мне в ухо и провела скальпелем по моему соску. Я ненавидел то, как сильно мне это нравилось.

- Боже мой, это так приятно! Охххххххх! Нет! О, Боже, как больно!

Я стал любимой шуткой медсестер отделения неотложной помощи. Я больше не пытался объяснить следы укусов на моем члене или почему мне нужно было пришивать яички дважды за три месяца. Электрические ожоги на моей заднице от электрошокера для скота, царапины и порезы на спине от колючей плётки-девятихвостки, ожоги от сигарет вокруг моего ануса - об этом не стоило лгать. Они знали, что я был больным щенком с чертовски садистским товарищем по играм. Они, вероятно, думали, что я проститутка мужского пола, специализирующаяся на жёсткой ебле.

- Не кричи, - сказала она, прижимая палец к моим губам.

Я знал, что она собирается причинить мне боль.

Я повернулся к ней спиной, подставив ее хлысту. Она попеременно то щелкала хвостами плётки по моим тугим, мускулистым ягодицам, то дрочила мне, рассекая скальпелем мой сосок и заглатывая мой член целиком. Она притянула меня к себе между ног и утопила в своих соках. Я проглотил их, как последнюю трапезу умирающего. Когда она, наконец, втянула меня в себя, я был сломлен, побежден. Мое эго растворилось в сладком нектаре, вытекающем из сочных складок плоти, обволакивающих мой набухший член. Каждый толчок все глубже погружал меня в саморазрушительный экстаз непристойных ощущений, как будто я был один в море и меня затягивало в водоворот.