Вечер баек на Новый Год

Он открыл еще одну дверь слева от меня и поманил меня вперед. Внутри к стенам прилепились огромные морские звезды, прозрачные шипы на их спинах наполнялись кровью, как клещи. Они непристойно качали и молотили своими телами, и я заметила под ними человеческие фигуры. Руки и ноги торчали под разными углами, кончики пальцев сгибались при каждом движении.

- Они их едят? - прошептала я.

- Иногда. Если хотят. Это зависит от того, что еще можно предложить. У этих существ есть потребности, они не всегда желают одного и того же. Некоторые приходят сюда, чтобы носить чужую плоть, чтобы выйти из нее очищенными, реформированными и переделанными. Некоторые хотят стать одеждой для Старейших; я обращаюсь с ними так же, как с нашими друзьями-животными наверху. Некоторые просто умоляют, чтобы их стерли с лица земли, довели до грани безумия, а затем измельчили в звездную пыль. Я открываю двери для тех, кому нравится делать именно это. Все происходит по обоюдному согласию, у каждого есть выбор.

Он сделал паузу, внимательно наблюдая за мной, словно ожидая ответа.

- Что ты выбираешь, маленький ягненок?

Я отвернулась, когда одна из дергающихся рук упала на пол, сморщенная и бескровная, оставив лишь скрюченный обрубок запястья. Мой дрожащий голос вызвал у меня отвращение.

- Я не знаю.

- У тебя есть дар, глубоко внутри тебя. Знание, которое намного превосходит этих оболтусов. Мы - одно целое под кожей, создатели и разрушители. Ты знаешь это.

В моих пазухах потрескивало электричество, и накатила тошнота.

- Мне нужно дышать, - пробормотала я.

- Тебе? Я не уверен, что да. Пусть это случится, - успокаивал он. - Ты - еe хозяйка, еe любовница. Это всего лишь энергия, чистая энергия, ждущая рождения в мир. Мы - ЕДИНЫ.

Я прикусила губу, пытаясь вернуть себе полное осознание, но чернота сомкнулась, и мое тело обмякло.

Я очнулась на каменном полу комнаты без окон, прохлада камня успокаивала мою пульсирующую голову, и долгое время я оставалась неподвижной. Приподнявшись, я увидела фигуры, нацарапанные по всем стенам, крошечную дверь, закрытую в углу. Я была внутри камеры.

Он сидел в углу на низком деревянном табурете, снимал пиджак и жилет, складывая их аккуратной стопкой на полу. Затем он встал, снял брюки и обувь, и теперь я видела только обсидиановую кожу. Я так долго мечтала об этом, но сейчас я чувствовала себя ребенком, робким и дрожащим, незащищенным и неуверенным.

Он заговорил, и его обычные медовые тона сменились слащавым хрипом. Он говорил так, будто тонул. Я сосредоточилась сильнее, когда из его груди вырвалось гортанное рычание, и почувствовала, как кровь прилила к моему паху. Я инстинктивно поверила ему, ритму этого вязкого языка, и когда он запылал, как незапятнанный звездный свет, я не могла ничего сделать, кроме как приблизиться к пламени.

В воздухе пахло влажной землей и медью, а его плоть начала кипеть, скользкая и отражающая. Он зажал мне рот, впиваясь ногтями в десны, и поднял меня во весь рост. Когда его заклинание разбухло, поры атмосферы раскрылись, стекая на пол нефритовыми выделениями, и наши взгляды встретились, когда между нами возникла вращающаяся пустота пространства. Я увидела свою хрупкую форму, болтающуюся, с зазубренными костями, в его глазах. Я была ослабленной оболочкой, беспорядочно дрожащим мясом, огрубевшим и подсознательно покрытым синяками от пережитых потрясений. Это тело было деформировано, им владел страх, оно было согнуто и сломано под невыносимыми углами, и если ему суждено погибнуть, то я приветствовала уничтожение от его руки.

Тонкие черные трещины образовались на его лице, расходясь по лбу и подбородку. Еще две пролегли по щекам, пока шесть не сошлись в центре носа, а затем весь фасад раскололся. Морщинистые треугольники резиновой плоти вырвались на свободу, его голова превратилась в звезду, покрытую морщинистыми присосками, ослепительный свет лился из прорези кошачьего глаза в ее центре.

Он переместил мою руку к центру своей груди, впиваясь ногтями в ткань и раздирая ее. Он хотел быть раздетым. Я стянула кожу с его грудины, разрывая туловище, освобождая корчащиеся внутренности, жаждущие выхода. Мои пальцы резали и хватали, становясь все более скользкими от его жидкостей, пока его новая форма не закрутилась вокруг нас, мандала из извивающихся усиков с крошечными крючками на каждом конце. Они хлестали и кружились вокруг меня, сдирая кожу с моих костей. Теперь мы были опутаны сетью конечностей и мяса. Все содрогалось от ледяного холода.

Такая всепроникающая боль, какую я когда-либо знала, превратила меня в громоотвод. Я никогда не чувствовала себя такой живой, как в ту секунду, невесомой и обнаженной в его чудовищной хватке. Мое тело, арбалет агонии, пускало стрелы в темное сердце забвения. Щупальца рыскали в поисках тайных щелей, систематически выдергивая из моих внутренностей комки хряща, зазубренные куски сырых эмоций, которым я позволила загноиться и прилипнуть к моим органам. Вина, стыд, сомнения, нерешительность, ревность, страх - он вытащил их все из моего тела и выбросил в пустоту, как объедки.