Вечер на Хопре

-------------

- Какова история? - спросил хозяин, поглядев с улыбкою вокруг себя.- Ай да батюшка Александр Иваныч, исполать тебе! Мастер сказки рассказывать! - Помилуйте, Иван Алексеич! Какие сказки? Это нас тоящая истина. - В самом деле? - Уверяю вас, что приятель мой вовсе не думал лгать, рассказывая мне это странное приключение. - Полно, братец! Да это курам на смех! Воля твоя, ка кой черт не хитер, а, верно, и ему не придет в голову сделать из одного человека контрабас, а из другого - ги тару. - Если вы не верите мне, так я могу сослаться на самого Зорина. Он благодаря бога еще не умер и живет попрежнему в Петербурге, подле Обухова моста... - В желтом доме? - прервал исправник. - Вот этого не могу вам сказать! - продолжал спокойно Черемухин.- Может быть, его давно уже и перекрасили. - Ах ты, проказник! - подхватил хозяин. - Так ты рассказал нам то, что слышал от сумасшедшего? - От сумасшедшего?.. Ну, это я еще не знаю! Зорин никогда мне не признавался, что он сошел с ума; а, напро тив, уверял меня, что если доктора и смотрители желтого дома не безумные, так по одному упрямству и злобе не хотят видеть, что у него вместо правой ноги отличная гитара. - Смотри, пожалуй! - вскричал хозяин. - Какую дичь порет! А ведь сам как дело говорит - не улыбнется! Впро чем, и то сказать, - прибавил он, помолчав несколько вре мени,- приятель твой Зорин сошел же от чего-нибудь с ума! Ну, если в самом деле эта басурманка приходила с того света, чтоб его помучить?.. - А что вы думаете? - сказал я. - Не знаю, как другие, а я не сомневаюсь, что мы можем иногда после смерти показываться тем, которых любили на земле. - И, полно, братец, - прервал с улыбкою Заруцкий,- да этак бы и числа не было выходцам с того света! - Напротив, - продолжал я, - эти случаи должны быть очень редки. Я уверен, что мы после нашей смерти можем показываться только тем из друзей или родных наших, к которым были привязаны не по одной привычке, любили не по рассудку, не по обязанности, не потому только, что нам с ними было весело, но по какой-то неизъяснимой симпатии, по какому-то сродству душ... - Сродству душ? - прервал Заруцкий.- А что ты разумеешь под этим? - Что я разумею? Не знаю, удастся ли мне изъяснить тебе примером. Послушай! Всякий музыкальный инструмент заключает в себе способность издавать звуки, точно так же как тело наше - способность жить и действовать; и точно так же как тело без души, всякий инструмент, без содействия художника, который влагает в него душу, мертв и не может или, по крайней мере, не должен сам собою обнаруживать этой способности. Теперь не хочешь ли сделать опыт? Положи на фортепьяно какой-нибудь другой инструмент, например, хоть гитару, а на одну из струн ее - небольшой клочок бумаги; потом начни перебирать на фор тепиано все клавиши одну после другой: бумажка будет спокойно лежать до тех пор, пока ты не заставишь прозву чать ноту, одинакую с той, которую издает струна гитары; но тогда лишь только ты дотронешься до клавиши, то в то же самое мгновение струна зазвучит, и бумажка слетит долой; следовательно, по какому-то непонятному сочувствию мертвый инструмент отзовется на голос живого. Попытайся, мой друг, изъяснить мне это весьма обыкновенное и, повидимому, физическое явление, тогда, быть может, и я рас толкую тебе, что понимаю под словами: симпатия н сродство душ. - Ба, ба, ба! Любезный друг! - сказал Заруцкий, улы баясь.- Да ты ужасный метафизик и психолог; я этого не знал за тобою. Вот что! Теперь понимаю: душа умершего человека с душой живого могут сообщаться меж собою только в таком случае, когда обе настроены по одному камертону. - Ты шутишь, Заруцкий,- прервал исправник,- а мне кажется, что Михаила Николаич говорит дело. Я сам знаю один случай, который решительно оправдывает его догадки; и так как у нас пошло на рассказы, так, пожалуй, и я расскажу вам не сказку, а истинное происшествие. Быть может, вы мне не поверите, но я клянусь вам честив?, что это правда.

ДВЕ НЕВЕСТКИ