Вечер потрясения

Штабная машина как раз спускалась с гребня очередного холма, немного продвинувшись вниз по склону, и командир полка мог видеть все на несколько километров. Прямо по курсу в небеса вознесся огненный столб, вихрь, сотканный из пламени, увенчанного огненным шаром, походившим на шляпку гриба. Пульсировавшее пламя озаряло степь, рассеяв утренний сумрак, и Белявский увидел разбросанные вокруг танки, лежавшие кверху гусеницами, наставив куда-то в пустоту погнутые или попросту обломанные стволы орудий.

– Это атомная бомбардировка, – с ужасом произнес негромко, почти шепотом, словно вдруг испугался собственного голоса, подполковник Смолин, тоже выглянувший наружу. Заместитель командира полка уже чувствовал, как под броню БМП-1КШ проникают быстрые нейтроны, беспощадные гамма-частицы, необратимо разрушающие его организм. – Они сбросили на нас ядерную бомбу!

Пламя между тем стремительно угасало – взрывчатка выгорела, а танковая броня оказалась не по зубам обычному огню. Огненный гриб таял, и над порядками атакованного полка вновь смыкалась тьма, скрывая картину чудовищных разрушений.

– Глупости, – зло прорычал полковник. – Американцы еще не свихнулись настолько, чтобы взрывать ядерные заряды почти над собственными позициями. Это "вакуумная" бомба!

– О, черт! Там же, наверное, все погибли!

– Вперед, – снова приказал Белявский водителю, не обращая внимания на испуганные возгласы своего заместителя, внезапно утратившего выдержку. – Вперед, твою мать, или пристрелю!

Сержант, едва пришедший в себя, почти ничего не видевший, слышавший только звон и шум собственной крови, пульсировавшей под черепной коробкой, рванул рычаги, бросая штабную машину туда, где еще догорала степь. Маневрируя вслепую, каким-то шестым чувством определяя наличие препятствий на пути, сержант объезжал остановившиеся без приказа бронемашины, танки, грузовики, следуя туда, где распласталось по степи свежее пепелище.

Взводы, роты, батальоны останавливались, распахивались люки бронемашин, и бойцы, матерясь от ужаса, смотрели в одном направлении, видя чудовищно искореженную технику, уничтоженную ударной волной, перед которой не могла выстоять даже многослойная броня танков Т-90, еще недавно казавшихся едва ли не неуязвимыми. По порядкам наступавшего полка прокатилась волна судороги, заставляя сжиматься сердца и дрожать руки.

– Стой! – Полковник Белявский выпрыгнул из люка, и тотчас отовсюду на него нахлынул рев моторов, лязг металла и хор испуганно-злых голосов. Командир полка осмотрелся по сторонам, в ужасе выдохнув: – О, Господи!

Избранный мишенью для бомбардировки танковый батальон перестал существовать, как боевая часть. Двигавшаяся в голове колонны рота, все одиннадцать танков Т-90, была уничтожена, почти полностью погибнув в огне. Посреди еще дымившегося пепелища возвышались бесформенные глыбы металла, в которых с трудом можно было узнать танки – от запредельной, почти космической температуры многослойная броня плавилась, словно воск. Точно перед командно-штабной машиной лежал кверху днищем перевернутый ударной волной танк, и глупо было верить, что его экипаж мог еще оставаться в живых. Но и те машины, которые не пострадали, останавливались, и экипажи, скатываясь с брони, со слезами на глазах и злой, отчаянной бранью на устах смотрели вперед невидящими взглядами.

– Командира батальона ко мне, – рявкнул во тьму Белявский. – Живо! Доложить о потерях!

Пошатываясь, к полковнику подошел офицер в огнеупорном танкистском комбинезоне, с трудом сфокусировав взгляд на лице своего командира.

– Каковы потери? почему прекратили наступление, майор?

– Батальон уничтожен, все погибли, – безжизненным голосом произнес комбат, уставившись куда-то поверх головы полковника. – Мы больше не можем наступать! Мы все погибнем!

– Ваш батальон потерял лишь несколько машин, майор. Вы остановитесь только тогда, когда в баках закончится топливо, когда сгорит последний ваш танк, не раньше, майор! Вам это ясно? Вернитесь к своему подразделению. Приказываю продолжить атаку! Мы почти вышли на позиции противника!

Командир батальона не сдвинулся с места. Оглушенный взрывом, контуженный, он был подавлен и испуган, не понимая, что хочет от него этот человек, едва ли узнав вообще командира своего полка.

– К черту! – Белявский раздраженно сплюнул сквозь зубы, обернувшись к следовавшему за ним Смолину: – Подполковник, оставайся в "кашээмке". Я отстраняю майора от командования батальоном, и сам поведу танки в бой!

Злиться, кричать, грозить трибуналом было некогда, да и бессмысленно – офицер, так и не пришедший в себя, окончательно утратил связь с реальностью, погрузившись в свой внутренний мир и не понимая сути слов своего командира. Обойдя застывшего, точно манекен, комбата, Белявский бросился к стоявшему в нескольких метрах командирскому танку Т-90К, люки которого были распахнуты настежь, а экипаж энергично тряс головами в стороне от брошенной без присмотра боевой машины. Смолин что-то предостерегающе кричал вслед, но этого Николай уже не слышал.