Вечер потрясения

Ударная волна играючи сметала людей, подбрасывала в воздух автомобили, швыряя их на соседние дома или столбы уличных фонарей. Что-то взрывало и горело. Все перемешалось, кто-то рядом протяжно, на одной ноте, кричал, в нос ударил запах гари.

– Спасайтесь, – прохрипел командующий округом, поднявшись кое-как на четвереньки. – В укрытие, все! Уходите!

Носом у генерала пошла кровь, и звуки доносились, словно проникая через ватное одеяло. Шатавшиеся офицеры, тоже с трудом – и не все – поднимавшиеся на ноги, лишь забавно открывали рты, вращая полными растерянности и ужаса глазами.

– Товарищ командующий! – Адъютант лишился фуражки, по лбу его струился ручеек крови, и к тому же подполковник ощутимо хромал на правую ногу, но все равно он упорно бежал к своему начальнику. – Товарищ командующий, с вами все…

В этот миг прогремел второй взрыв. Офицер не успел закончить фразу, когда кусок каменной облицовки, этакий сталактит весом в несколько килограммов, снес ему половину черепа. Кровавые брызги попали на лицо генерала, но тот даже не успел почувствовать отвращение, брезгливость – обломок арматуры, точно разогнанный едва не до скорости звука дротик, пронзил его грудь насквозь.

Столб пламени, лишенного пищи в этом царстве камня, опал. Здание штаба, пораженное двумя управляемыми бомбами GBU-31 JDAM со спутниковым наведением, перестало существовать, взметнувшись к небу столбом огня, дыма и каменного крошева. Град осколков, все, что осталось от монументального строения после удар пары двухтысячефунтовых проникающих боеголовок, обрушился на мостовую, погребая под собой всех, кто еще силился встать на ноги. "Умные" боеприпасы легли точно в цель, и Ленинградский военный округ оказался обезглавлен за несколько мгновений.

Писк селектора заставил генерала – да министра же, министра! – Строгова вздрогнуть. Бывший главком воздушно-десантных войск незаметно для себя погрузился в тяжкие раздумья. Совсем недавно, если подумать, они вместе с Борисом Макаровым парились в русской бане, выпивали и закусывали, ведя степенную беседу. Тогда все было хорошо, будущее казалось вполне предсказуемым, хотя и не безоблачным. Было.

Никак, сколь ни старался, Строгов не мог принять мысль о том, что теперь адмирал Макаров – изменник, мятежник, угрожающий безопасности родины. Но так оно и было, и пришла пора отбросить прочь всю чепуху вроде дружбы. Да, говоря от чистого сердца, Василий вполне разделял стремление своего былого приятеля показать американцам, что русские еще чего-то стоят. Но действовать нужно было сообща, всем вместе, всеми силами. А так, порознь, это выглядело не как могучий удар, а больше походило на предсмертные конвульсии.

– Мы должны быть вместе, стать единым целым, – сквозь зубы процедил министр Строгов, уставившись на входную дверь. – Как ты не поймешь такую простую истину? Ты делаешь глупость, Борис, дав врагу повод нанести удар. Прошу, не соверши еще большей глупости!

Не важно, правильную ли сторону занял сам он, Василий Строгов. Пусть об этом судят их потомки, которые, хотелось надеяться, будут по-прежнему жить в независимой и сильной стране, жить, гордясь тем, что родились в России. Сейчас же сторона могла быть только одна, ведь раскол, разброд неизбежно будут означать хаос и крах всего, к чему они так стремились.

В это мгновение заверещал селектор. Строгов вдавил клавишу с такой силой, что пластиковый корпус ощутимо затрещал – рука у десантника была тяжелая.

– Товарищ министр, – ворвался в кабинет голос адъютанта, сидевшего в приемной. – Товарищ министр, полковник запаса Браиловский, военный врач, из Ростова, из окружного военного госпиталя. Говорит, нечто срочное, требует прямой связи с вами лично.

– Как же он сюда пробиться-то сумел? – усмехнулся Строгов, лихорадочно вспоминая, о чем ему говорит эта фамилия. Вспомнил. И сразу понял – дело, действительно, важное. – Соединяй, живо!

Министр не сомневался, что занятый опознанием жертв атаки на импровизированную тюрьму доктор не стал бы так рисковать, связываясь с ним в обход своего начальства, в нарушение всех правил. Почему-то у Строгова в эти секунды возникло острое желание не слышать вести, что хотел сообщить хирург.

В динамике что-то пискнуло, зашуршало, и секунду спустя раздалось деликатное покашливание, так, что министр не смог сдержать улыбку. Интеллигенты, что с них возьмешь!

– Говорите, полковник, – приказал Василий Строгов. – Я слушаю вас очень внимательно.

– Товарищ министр, я нахожусь в окружном госпитале, – сбивчиво, от волнения картавя сильнее обычного, начал Браиловский. – Мы с коллегами занимаемся опознанием…

– Без прелюдии, – потребовал Строгов. Какие бы вести ни принес этот доктор, уж пусть побыстрее. – Я знаю, кто вы и какую работу выполняете, полковник.

– Да, да, верно, – вновь растерянно зачастил Браиловский. – Конечно, товарищ министр. Так вот, мы опознали одного из погибших… ну, не одного, конечно, а уже очень многих…

– Еще короче! Какого черта вы тянете?!