Вечер в Византии

Когда он проходил паспортный контроль, объявили о вылете его самолета. Он нащупал в кармане толстый конверт. Что ж, будет что почитать над Атлантикой.

Кроме него, пассажирами первого класса были высокий, красочно одетый африканец с племенными клеймами-шрамами на щеках и его хорошенькая полногрудая жена, завернутая в роскошные цветные шелка. Крейгу всегда было совестно платить такие деньги за билеты в первый класс, но он всегда платил. Африканец с женой говорили на каком-то непонятном языке. Крейг надеялся, что они не знают ни английского, ни французского. Он не хотел ни с кем разговаривать до самого Нью-Йорка.

Спутник вежливо ему улыбнулся. Крейг выдавил ответную улыбку, скривив неподатливые губы, и отвернулся к окну.

Не так уж маловероятно, что через двадцать лет они встретятся снова, в последней схватке между расами, и мужчина или его сын или дочь заявит:

– Я помню тебя. Ты тот белый путешественник, который отказался ответить на дружескую улыбку в самолете, вылетавшем из Ниццы. Ты расистский колонизатор, и я осуждаю тебя на смерть.

Ты беспомощная мошка, затерянная в случайных и непредвиденных событиях истории. Сам того не подозревая, ты не раз переходил дорогу людям из твоего прошлого. Ты имел наглость зло подшутить над человеком, с которым даже не был знаком: безразличный к его присутствию, пригласил его любовницу на ужин. Неудивительно, что он всю свою последующую жизнь старался причинить тебе зло. Глупая, помешанная на театре девица забрела в твой офис, получила работу у твоей секретарши и стала безымянным, никем не замечаемым придатком на месяц-другой, когда ты был еще совсем молод. Более чем двадцать лет спустя ты пострадал (или извлек пользу?) от последствий своего поступка, совершенного или не совершенного в молодости.

Человек, который изобрел первый компьютер, просто положил в его основу принцип памяти, которую и организовал в систему проводов и электрических импульсов. Не замечаемые тобой прохожие наблюдают за твоей орбитой и фиксируют каждый поступок в собственных вечных перфокартах. Хорошо это или плохо, но ты внесен в файл и информация сохранена для последующего использования. И от этого нет спасения. Процесс этот бесконечен. Что говорит о нем Сидни Грин в своей квартире с неоплаченными деревянными панелями в Шестнадцатом округе Парижа? Каковы будут последние наставления Дэвида Тейчмена Джессу Крейгу перед смертью? Как Натали Сорель будет отзываться о нем в техасском особняке? Какова будет реакция на его имя дочери Гейл Маккиннон, когда той исполнится двадцать?

Он с надеждой глянул на высокого африканца, сидевшего через проход, но тот смотрел в другую сторону. Двигатели взревели; звуконепроницаемый корпус приглушал демонический вой. Прежде чем самолет покатился по дорожке, Крейг принял две таблетки транквилизатора. Если он и разобьется, то без лишних волнений.

Он подождал, пока разнесут обед, прежде чем развернуть письмо Энн. Знал, что написанное отнюдь не добавит ему аппетита.

На письме не было ни даты, ни обратного адреса. Только «Дорогой папочка…».

Дорогой папочка надел очки. У Энн и без того неразборчивый почерк, а тут просто каракули какие-то. Можно было подумать, что она писала на бегу, спускаясь с крутого холма.

«Дорогой папочка, – писала она. – Я трусиха. Знала, что ты станешь возражать и спорить, и боялась, что попытаешься переубедить меня. Страшилась, что тебе это удастся. Поэтому и пошла по самому легкому пути. Как всякая трусиха. Но ты прости меня. Только люби и прости меня. Я с Йаном. Долго думала, прежде чем решиться…»

Интересно, как долго? Три дня? Пять? Что же, возможно, в двадцать лет пять дней кажутся целой вечностью, совершенно достаточным сроком, чтобы сообразить, как лучше испортить себе жизнь. Вполне возможно. Он просто не помнит, каково это – быть молодым.

«Не буду вдаваться в детали. Скажу только, что в тот вечер, в ресторане, когда мистер Мерфи так ужасно обошелся с Йаном, я почувствовала к нему то, что не испытывала ни к кому в жизни. Считай это любовью, если хочешь. Мне все равно, как это назвать. Я это ощущаю, вот и все. И не думай, что это всего лишь преклонение перед писателем, чьими книгами я восхищаюсь. И это не детское увлечение. Что бы ты там ни думал, я уже достаточно взрослая для подобных вещей. И я не ищу в возлюбленном человека, обладающего качествами, которые хотела бы видеть в отце, как ты, конечно, стал бы утверждать, если бы я осталась и поговорила с тобой. У меня прекрасный отец. Так или иначе, Йану всего сорок. Стоит ли упоминать о тебе и Гейл Маккиннон?»

«Так мне и надо. Вот уж получил по заслугам. Полной мерой», – подумал Крейг. Он попросил у стюардессы виски с содовой. Такое письмо без спиртного не переварить.

Он выглянул в окно. Долина Роны скрыта облаками, такими плотными, что кажется, если выпрыгнешь из самолета, то сможешь зашагать по ним.

Отпив виски, он вернулся к письму.