– Я решила никогда ни о чем вас не просить, – обронила она.
– Ясно.
– Ну и обливал же он вас грязью, как раз в тот момент, когда птицей нырнул вниз, – хихикнула девушка.
– И все это за единственный несчастный укол восемь лет назад?
Крейг покачал головой, поражаясь неистребимому людскому тщеславию.
– За это и еще кучу всего.
– Чего именно?
– Однажды вы увели у него девушку. Еще в Голливуде.
– Разве? А я ничего и не знал!
– Для таких, как Джо Рейнолдс, это еще худшее преступление. Он ударил ее, а она назло ему стала расписывать, какой вы замечательный, умный и веселый, и еще добавила, что другие женщины от вас в восторге. И после всего этого ожидаете, что он будет вас обожать? Тем более что тогда вы были важной шишкой, а он прыщавым юнцом, начинающим репортеришкой.
– Но сейчас он должен чувствовать себя отмщенным, – предположил Крейг.
– Что-то в этом роде, – признала девушка. – Но ему этого недостаточно. Он сообщил мне множество сведений о вас, которые и легли в основу статьи. И предложил заголовок.
– Какой же? – с любопытством спросил Крейг.
– «Человек, который иссяк».
Крейг кивнул:
– Вульгарно, но броско. Последуете его совету?
– Пока не знаю.
– От чего это зависит?
– От вас. Каким вы мне покажетесь, когда я поближе вас узнаю. Если, конечно, узнаю. От того, сколько мужества у вас еще осталось. Или воли. Или таланта. Конечно, мне было бы намного легче, если бы вы дали мне прочесть тот сценарий, что обещали показать Уолту Клейну.
– А об этом вы откуда знаете?
– Сэм Бойд – мой друг.
Сэм Бойд был одним из вундеркиндов Клейна.
– Он сказал, что заедет завтра утром за сценарием. Мы завтракаем вместе.
– Попросите его явиться после завтрака.
– Обязательно, – пообещала она, протягивая стакан. – Он пустой.
Крейг поднялся, отнес стаканы к столу, где стояла бутылка, и снова налил виски.
– Спасибо, – поблагодарила она, спокойно глядя на него.
Он наклонился и осторожно поцеловал ее в мягкие несопротивляющиеся губы. Но тут она отстранилась. Крейг отступил.
– Довольно, – пробормотала Гейл. – Иду домой.
Он попытался было коснуться ее руки.
– Оставьте меня в покое! – почти взвизгнула она и, схватив плащ, метнулась к двери.
– Гейл… – начал он, шагнув к ней.
– Жалкий старик! – прошипела она. Дверь с шумом захлопнулась.
Он не торопясь допил виски, потушил свет и прошел в спальню. Лежа голым на простынях в теплом мраке, он прислушивался к случайному шороху шин проезжавших по набережной автомобилей и неумолчному шуму прибоя. Сон не шел: слишком много всего случилось сегодня. Выпитое отзывалось болью в висках. В голове калейдоскопическим вихрем крутились и складывались обрывки вечера: Клейн в бархатном пиджаке, знакомивший друг с другом всех и каждого, Корелли с девушками, Грин, в одиночестве орошающий дорогую газонную траву, кровь Рейнолдса…
И среди этой мешанины… игра (было ли это игрой?) Гейл Маккиннон. Ее временами вспыхивающая юношеская и одновременно зрелая чувственность. Приглашение и отказ. Вспомни и пожалей об утерянной красоте Натали Сорель, постарайся забыть Дэвида Тейчмена, смерть, таившуюся под студийным париком.
Крейг неловко заерзал. Похоже на традиционную рождественскую вечеринку в офисе. С той разницей, что в обыкновенных конторах такие вечеринки не устраивают дважды в неделю.
Послышался тихий стук в дверь. Стук, которого он почти ожидал. Крейг встал, накинул халат и открыл дверь.
В тускло освещенном коридоре стояла Гейл Маккиннон.
– Входите, – сказал он.
ГЛАВА 10
Он смутно понимал, что за окном уже рассвело, но никак не мог проснуться. Кто-то мерно дышал рядом, где-то разрывался телефон.
Не двигаясь и не открывая глаз, в тщетном старании оттянуть начало дня, он пошарил по прикроватному столику и ощупью нашел трубку.
Далекий голос, едва пробившийся сквозь помехи, произнес:
– Доброе утро, дорогой.
– Кто это? – невнятно пробормотал он.
– А что, так много людей называют тебя «дорогой»? – пропел тонкий, едва слышный голос.
– О, прости, Констанс, – сообразил он. – Такое впечатление, словно ты в миллионах миль отсюда.
Крейг наконец разлепил глаза и повернул голову. По соседней подушке разметались каштановые волосы. Гейл не мигая смотрела на него: глаза с синими искорками были серьезными, почти мрачными. Простыня почти сползла, и Крейг обнаружил поистине чудовищную эрекцию. Он уже не помнил, когда так возбуждался, и теперь едва подавил идиотский порыв поскорее прикрыться.
– Ты все еще в постели? – удивилась Констанс. Едва слышный упрек, донесшийся по неисправному кабелю через шестьсот миль. – Уже начало одиннадцатого!
– Разве? – глупо выдавил он. Его плоть все больше набухала с каждым мгновением и угрожающе вздымалась. Он ощущал на себе бесстрастный взгляд с соседней подушки, украдкой любовался очертаниями ее тела под простыней, сознавая, что вторая кровать по-прежнему аккуратно застелена. В ней по-прежнему не спали. Жаль, что у него с языка сорвалось имя Констанс!
– Здесь все поздние пташки, – объяснил он. – Как дела в Париже?
– Хуже некуда. А у тебя?
Крейг поколебался.
– Ничего нового, – наконец выдавил он.