Вечер в Византии

– Помимо всех прочих добродетелей, ты еще и по-французски говоришь.

– Помимо всех прочих, – согласился Крейг.

– Сегодня ты выглядишь двадцатилетним.

– В будущем году собираюсь голосовать.

– За кого?

– За Мухаммеда Али.

– Пью за это! – воскликнула Констанс.

Они выпили за Мухаммеда Али.

– А за кого будешь голосовать ты? – осведомился он.

– За Кассиуса Клея.[40]

– Пью за это.

Они выпили за Кассиуса Клея.

– Ну не дураки мы? – хихикнула Констанс.

– Выпью-ка я, пожалуй, за это, – решил он и снова подозвал хозяина. – Еще два коньяка, пожалуйста, – попросил Крейг по-французски.

– Красноречиво, красноречиво, – кивнула она.

Крейг пристально посмотрел на нее. Лицо Констанс мгновенно стало серьезным. Она потянулась к его руке, словно стараясь ободрить. Крейг был готов сказать: «Давай останемся здесь на неделю, на месяц… а потом целый год будем странствовать под солнцем по всей Франции». Но он ничего не сказал, только чуть сильнее сжал ее руку.

– Я правильно произношу слово «Мейраг»?

– Никто и никогда не произносил лучше, – заверил он.

Когда они стали подниматься на холм, он попросил:

– Пройди немного вперед.

– Зачем?

– Хочу полюбоваться твоими изумительными ногами.

– Любуйся, – велела она, выполняя просьбу.

Кровать была гигантской. Через открытые окна проникал лунный свет и запах сосен. Крейг лежал на спине в серебристом полумраке и прислушивался к шагам Констанс в ванной. Она никогда не раздевалась при нем.

Хорошо еще, что Гейл не из тех девушек, которые в порыве страсти полосуют ногтями спину мужчины. В свое время ему пришлось походить с такими метками.

Крейг рассердился на себя за подобные мысли. Предательская память, разрушающая радости плоти. Сейчас он был исполнен решимости не поддаваться чувству вины. Сегодняшняя встреча и вчерашняя – вещи разные. Каждой ночи – свое оправдание. Он и Констанс не клялись друг другу в верности.

Она бледной тенью проплыла по комнате и скользнула в постель. Ее тело, знакомое и щедрое… такое драгоценное…

– Наконец-то дома, – прошептал он, отгоняя ненужные воспоминания.

Но позже, когда они отдыхали, она вдруг сказала:

– На самом деле ты не слишком хотел, чтобы я приехала в Канны.

– Верно, – поколебавшись, признал он.

– И не только из-за дочери.

– Не только.

Значит, Гейл все-таки оставила на нем свое клеймо.

– У тебя там есть кто-то.

– Да.

Она немного помолчала.

– Что-то случайное или что-то серьезное?

– Скорее случайное. Правда, не уверен. Во всяком случае, все произошло случайно. Я хочу сказать, что не из-за нее приехал в Канны. И еще несколько дней назад не знал о ее существовании.

Теперь, когда она первая затронула опасную тему, он испытал облегчение оттого, что может выговориться. Слишком она дорога ему, чтобы лгать.

– Сам не пойму, как все вышло, – признался он. – Именно вышло, и все.

– Я тоже не сидела вечерами одна, с тех пор как ты покинул Париж, – вздохнула Констанс.

– Не стану уточнять, что это означает.

– Означает то, что означает, – бросила она.

– О’кей.

– Нас ничто не связывает, – продолжала она, – если не считать того, что мы испытываем друг к другу в данный момент.

– Ты права.

– Не возражаешь, если я закурю?

– Я всегда против, если кто-то курит.

– Обещаю сегодня не заболеть раком.

Она встала, накинула халат и шагнула к комоду. Коротко вспыхнула спичка. Констанс вернулась и села на край кровати. Стоило ей затянуться, как огонек сигареты выхватывал ее лицо из мрака.

– У меня тоже есть новость для тебя. Приберегала ее на потом, но сегодня на меня нашло желание поболтать.

Крейг засмеялся.

– Чему ты смеешься? – удивилась она.

– Сам не знаю. Просто так. Что за новость?

– Я покидаю Париж.

Против всякой логики ему показалось, что удар направлен на него.

– Почему?

– Мы открываем филиал в Сан-Франциско. Последнее время много молодых ездит с Востока к нам и обратно. Обмен стипендиями и все такое. Несколько месяцев мы вели переговоры с местной организацией, и наконец все уладилось. Выбор пал на меня. Стану этаким неофициальным окном на Пробуждающийся Восток.

– Париж без тебя будет уже не тот.

– Как и я без Парижа.

– И как ты к этому относишься?

– К жизни в Сан-Франциско? Красивый город, и, я слышала, культурная жизнь в нем бьет ключом, – иронически пояснила она. – Да и детям это пойдет на пользу. Хотя бы английский подтянут. Должна же мать время от времени заботиться, чтобы дети совершенствовали свой английский!

– Вероятно, – вздохнул он. – Когда собираешься перебраться?

– Этим летом. Через месяц-другой.

– Я потерял еще один дом, – заключил Крейг. – Придется вычеркнуть Париж из своих маршрутов.

– Какая верность! – насмешливо воскликнула Констанс. – А Сан-Франциско, значит, включишь? Говорят, там есть неплохие рестораны.

– Слышал, – отозвался он. – Буду наезжать туда. Иногда.

– Иногда, – повторила она. – Что ж, не может ведь женщина требовать всего сразу, правда?

– Основы продолжают меняться, – вместо ответа сказал Крейг.

Позже, гораздо позже Констанс призналась:

– Не стану притворяться, будто безумна рада тому, что ты сегодня сказал. Но мы уже не дети. Не можешь же ты ожидать, что я устрою тебе сцену или выброшусь из окна и тому подобное, верно?