– Не совсем. Хотя в целом я с ней согласен. Это действительно жестокий, изменчивый мир, и люди по большей части в самом деле ужасны. Только этот бизнес не лучше и не хуже других. В армии, например, тебе приходится всего за один день лизать куда больше задниц и напропалую врать, чем за весь год во всех голливудских студиях, вместе взятых. А уж в политике, да что в политике – в торговле мороженым мясом куда больше двуличия, лицемерия и грызни, чем на съемочной площадке. В конце концов, фильм, каким бы он ни был, не может причинить больше вреда, чем генералы, сенаторы и готовые обеды.
– Насколько я поняла, ты сказал ей, что пока не имеешь намерения уйти из кино?
– Что-то в этом роде. Если, конечно, мне позволят остаться.
– И она, наверное, не слишком этим счастлива?
– В ее возрасте, кажется, считают, что быть счастливым – значит предать свое поколение.
Констанс грустно рассмеялась:
– Господи, то же ожидает и меня с моими детишками.
– Не сомневайся, – пообещал он. – Кроме того, моя дочь сообщила, что успела навестить мать. – Он заметил, что Констанс слегка напряглась. – А ее мать, в свою очередь, доложила, что успела навестить тебя.
– О Боже! – пробормотала Констанс. – У тебя, случайно, нигде не припрятано бутылочки?
– Нет.
– Может, остановимся по дороге и выпьем?
– Не стоит.
Констанс чуть отодвинулась от него.
– Не хотела тебе говорить.
– Почему?
– Думала, ты расстроишься.
– Уже расстроился.
– Она красивая женщина, – признала Констанс, – твоя жена.
– И совершила очень некрасивую вещь.
– Наверное, ты прав. Молодежь в моем офисе много чего наслушалась. – Констанс пожала плечами. – Не знаю, что бы сделала на ее месте, если бы прожила с мужем больше двадцати лет, а он бросил меня ради другой женщины.
– Я бросил ее не из-за другой женщины, а из-за нее самой, – уточнил Крейг.
– Женщине трудно в это поверить, – возразила Констанс. – На ее месте и в ее возрасте трудно рассуждать здраво. Она хочет снова заполучить тебя и сделает для этого все.
– У нее ничего не получится. Она оскорбляла тебя?
– Естественно. Давай побеседуем о чем-нибудь другом. В конце концов, мы на отдыхе.
– Мой адвокат говорит, что она угрожает назвать тебя соответчицей на бракоразводном процессе. Вряд ли это случится, поскольку я заплачу ей за молчание, но все же лучше, чтобы ты знала.
– Не стоит тратиться из-за меня, – возразила Констанс. – Мою репутацию уже не испортить.
Крейг ухмыльнулся.
– Как подумаю о бедном французском детективе, который всю ночь проторчал под моим окном, пока мы стонали и бились в порывах жгучей, хотя и не слишком молодой страсти! – с горькой насмешкой выпалила Констанс.
Значит, устроив скандал, его жена все-таки частично достигла цели.
– Ты еще совсем молодая, – заверил он.
– И чувствую себя молодой. Особенно сегодня.
Они миновали дорожный указатель.
– Экс-ан-Прованс, – обрадовалась она. – Придворные менестрели, поющие под звуки лютен. Турниры Любви.
– Я сообщу тебе, если что-то случится, – пообещал он.
– Обязательно. Держи меня в курсе.
Как это ни безрассудно, но она, кажется, во всем винит его. Нет, вполне обоснованно. В конце концов Пенелопа – его жена. За двадцать лет он мог бы научить ее быть вежливой по отношению к его любовницам.
С боковой дороги вывернула машина, и Крейг едва успел нажать на тормоз. Констанс уперлась рукой в приборную доску, чтобы не удариться лицом.
– Хочешь, я поведу машину? – предложила она. – Ты весь день за рулем и, должно быть, устал.
– Я не устал, – коротко бросил он и прибавил скорость, сознавая при этом, что и без того едет слишком быстро. Ощущение отдыха куда-то улетучилось.
Отель располагался в бывшем замке, построенном на лесистом холме. Погода была настолько теплой, что они смогли поужинать под открытым небом, при свечах, на выложенной каменными плитами террасе с видом на долину. Еда оказалась изумительной. Они выпили две бутылки вина и завершили ужин шампанским. В таком месте и после такого ужина начинаешь понимать, почему определенный период жизни нужно обязательно провести во Франции.
Встав из-за стола, они добрели по лесной тропинке, испещренной лунными бликами, до самой деревушки и выпили кофе в крошечном кафе, владелец которого выставил на улицу грифельную доску с меловыми записями результатов футбольных матчей за неделю.
– Даже кофе превосходный, – заметил Крейг.
– И все остальное тоже, – поддакнула Констанс. Она надела голубое полотняное платье, потому что знала, как нравится ему в голубом. – Рад, что оказался здесь?
– Угу.
– Со мной?
– Ну, – протянул он, притворяясь, что тщательно обдумывает вопрос, – раз уж приходится ехать в такое место с женщиной, чем ты хуже любой другой?
– Подумать только, самый милый комплимент, который я слышала за весь день!
Оба рассмеялись.
– Скажи «Мейраг» по буквам, – попросил он.
– Д-ж-е-с-с К-р-е-й-г.
Они снова рассмеялись. Констанс взглянула на доску с цифрами.
– Ну разве не замечательно, что команда Монако выиграла?
– Вот счастье-то.
– Мы, пожалуй, слишком много выпили, не находишь?
– Нахожу.
Крейг жестом подозвал хозяина, возвышавшегося за стойкой.
– Deux cognacs, s’il vous plait.[39]