Вечер в Византии

— У одного из моих милых Юношей неприятность. — Слово «юноша» она всегда произносила с нажимом. — Его в Старом порту арестовала полиция: нашли в рюкзаке два фунта гашиша. Я пустила в ход кое-какие связи, и в Париже мне сказали, что если я приеду сама и очарую здешние власти, то, возможно, до конца нынешнего века смогу вызволить этого кретина из французской кутузки. Вот я весь день и расточала свои чары. Отец Юноши, кроме того, обещал перевести по телеграфу из Сент-Луиса небезынтересный набор банкнот в пользу французского управления по борьбе с наркотиками. Посмотрим, что из этого выйдет. Два дня еще по крайней мере проболтаюсь здесь. Ужасно хочется выпить, И ужасно рада видеть тебя. — Она протянула руку и крепко сжала его пальцы. Какие у нее сильные руки и гладкие ладони. Такая тоненькая, а сильная, гладкая. Не важно, что волосы взмокли от пота. Открытое умное лицо, пытливый взгляд ясных, смешливых зеленых глаз, кажущихся сейчас темными в красном свете бара. Многие мужчины добиваются ее благосклонности. Так говорили ему друзья. Да и она сама. Большая труженица. Тяжелый характер, солнечная улыбка; обидчивая, но в любую минуту готовая обидеть в ответ. С ней мужчине всегда есть над чем призадуматься. Не позволяет ничего принимать за должное. Скольких мужчин она бросила? Когда-нибудь он ее об этом спросит. Но не в Марселе.

Они чокнулись. Сделав большой глоток, она сказала:

— Вот теперь лучше. Ну, рассказывай все.

— Не могу, — сказал он. — Кругом японские шпионы.

— Оттягивай любой ценой, отшучивайся. Она улыбнулась.

— Доволен, что приехал?

— Всю жизнь мечтал о встрече с любимой в Марселе. И раз уж мечта сбылась, то давай теперь переберемся куда-нибудь в другое место. Один-два дня тебе все равно придется ждать — так какой же смысл сидеть здесь? Если из Сент-Луиса придут деньги, тебя известят.

— Возможно, ты и прав, — неуверенно сказала она.

— В этой гостинице сдохнуть можно. С улицы такой шум, что всю ночь не заснешь.

— Не думала я, что ты спать сюда ехал.

— Ты же знаешь, я не про то говорю, — она снова улыбнулась.

— Куда же мы поедем? Только не в Канн.

— О Канне забудь. Есть одно местечко. В деревне под названием Мейраг. Кто-то рассказывал мне. Бывший замок на холме. Меньше двух часов езды отсюда.

— Ты там бывал уже с кем-нибудь?

— Нет, — честно ответил он.

— Ну, так в Мейраг.

Они поспешно сложили вещи — для любви времени не было. Пока они доберутся до Мейрага, уже стемнеет. Он боялся, что телефон зазвонит до того, как они выйдут из номера. Но телефон не зазвонил. Администратор был недоволен, но роптать не стал. Он привык к неожиданным отъездам постояльцев.

— Учтите, — объяснил он по-французски, — я должен получить с вас за полные сутки.

— Учту, — сказал Крейг и оплатил оба счета. Это самое меньшее, что он мог сделать для американского Юноши, попавшего в руки французской полиции.

На улицах было много транспорта, так что машину приходилось вести с особой осторожностью. Разговаривать не было возможности, пока они не выбрались из пределов города на шоссе, ведущее на север, в сторону Экс-ан-Прованса. По пути Крейг приводил в порядок свои мысли. Верность, отцовские обязанности, карьера, его жена, его дочь, Клейн, Гейл Маккиннон. Мать Гейл Маккиннон. Можно и в другом порядке.

Констанс сидела рядом, ее короткие волосы трепались на ветру, губы были приоткрыты в легкой улыбке, кончики пальцев покоились на его колене.

— Люблю я с тобой путешествовать, — сказала она. Они ездили вместе в долину Луары, в Нормандию, в Лондон. Короткие восхитительные поездки. Но тогда все было проще. Он не мог сказать, доволен ли, что она не захотела ехать с ним в Канн, или недоволен.

— Разговаривал ты с Дэвидом Тейчменом?

— Да.

— Славный человек, правда?

— Очень. — Он решил не говорить ей, что ему сообщили про старика. На марсельском шоссе лучше молчать о смерти. — Я сказал, что мы еще увидимся. Планы у него пока неясные. — Он спешил закончить разговор о Дэвиде Тейчмене. — По правде говоря, есть и другие, кто может заинтересоваться сценарием. Я, видимо, все узнаю, когда вернусь в Канн. — Крейг подготавливал Констанс к мысли о том, что он скоро уедет. Констанс сняла руку с его колена.

— Понятно, — сказала она. — Какие еще новости? Как твоя дочь?

— О ней можно всю ночь рассказывать. Уговаривает меня бросить кино. Совсем. Говорит, что это — жестокий и непостоянный мир и что там ужасные люди.

— Убедила она тебя?

— Не совсем. Хотя в чем-то я с ней согласен. Это действительно жестокий и непостоянный мир, и люди в большинстве своем там действительно ужасные. Но дело в том, что в других сферах жизни — не лучше, а возможно, и хуже. В армии, например, за один день можно увидеть куда больше подхалимства и лицемерия, чем во всех студиях Голливуда за целый год. То же и в политике — грызня, подсиживание, и в торговле мороженым мясом. Киностудиям до них далеко. А что касается конечного продукта, как бы плох он ни был, он приносит не больше вреда, чем генералы, сенаторы и ужины по рецептам телевидения.

— Насколько я тебя поняла, ты сказал ей, что остаешься в кино.