Вечер вне дома: Сборник

Мне нравилась его физиономия, его манеры выражаться, да и многое другое. Возможно, он об этом догадывался.

Клив вышел из-за поворота лестницы и буквально замер на месте, увидев меня на ступеньке со свечой в руке и Риббона, с которого хоть пиши картину «Ребенок, заснувший в лесу».

— Господи Иисусе Христе! Что тебе известно об этой истории? — спросил Клив.

— Ровным счетом ничего, Джимми. Я надеялся, что ты меня просветишь.

— Послушай, Лемми, что стряслось?

Он стоял, опершись рукой о стенку, и глазел на мертвого Риббона.

— Ты знаешь столько же, сколько я. Я пришел сюда минут 15 назад, за пару минут до твоего звонка. Внизу видел Леона, тот мне сказал, что Риббон наверху, в своей комнате. Я поднялся в полной темноте и не заметил его на ступеньках. Даже наступил на его пиджак и прошел мимо. Решил, что кто-то обронил платок. Потом вошел в комнату и убедился, что в ней никого нет. А тут ты позвонил.

Он кивнул.

— Скверная история. Мне она совсем не нравится. Ты осмотрел комнату?

— Да. На столе лежат бумага, конверты и промокашки, словно он собирался писать письмо.

— Да. Этот Риббон вечно писал письма кому-нибудь.

Клив взглянул на верхнюю площадку и заметил:

— Понимаешь, с этой лестницы ничего не стоит свалиться вниз... в такой темноте.

— Такова твоя теория?

— А почему бы и нет? Послушай, на столе была ручка и чернила или только одна бумага?

— Ни ручки, ни чернил. Просто бумага, ну и конверты, да еще промокашки.

Клив кивнул.

— Вот-вот. Понял. Парень тебя дожидался и решил написать письмецо или сделать какие-то заметки, но вдруг увидел, что у него нет ручки и чернил. Ясно? Он побежал с лестницы, чтобы попросить их у Леона. Но упал и сломал себе шею. Вот как оно было.

— Да? Не проходит, Джимми!

— Что ты хочешь сказать?

— Взгляни на его правое ухо.

Я поднял повыше свечу. Он наклонился и посмотрел.

— Ну и что? — спросил он.— В ухе у него что-то вроде желтого воска.

— Это не воск. У него проломлено основание черепа. Он и не думал ломать свою шею. Кто-то ударил его сзади мешком с песком.

— Что? На этих ступеньках? По-твоему, его кто-то поджидал на лестнице, а когда он проходил мимо, ударил? Но это же бессмыслица, Лемми!

— Я тоже не вижу в этом никакого смысла. Только его никто не ждал на лестнице. Послушай, Джимми, я представляю себе это таким образом. Риббон сидел за столом и собирался писать письма. О’кей. Кто-то в темноте неслышно поднялся по лестнице. Дверь открыта, потому что Риббон ждал меня. Человек входит в комнату и сильно ударяет его сзади по затылку. У Риббона для этого была подходящая поза. Потом его стащили вниз и пристроили на ступеньках возле перил с тем, чтобы кто-то...

Я подмигнул Джимми.

— ...вроде тебя решил, что он упал с лестницы и свернул себе шею.

— Ну, может быть, ты и прав. У тебя курево найдется?

Я дал ему сигарету. Он закурил, снова оперся о стенку и о чем-то крепко задумался. Через несколько минут он спросил:

— Что ты скажешь на это? Я рассуждаю так: ему надо было написать письмо, но у него не оказалось чернил. Тогда он встал и побежал вниз по лестнице попросить карандаш или что-то еще у Леона. Сбегая, он поскользнулся и сломал себе шею. Этой теории я и намерен придерживаться! А что касается желтой жидкости и перелома основания черепа, о’кей, пусть так. Если мы сейчас отправим его в морг и доложим начальству, как все произошло, никто не станет переживать и все будет о’кей.

— Все будет в наилучшем виде, разумеется. Но зачем это нужно? Ведь кто-то прикончил Риббона?

Джимми рассердился.

— Господи, Лемми, у тебя совсем не варит котелок. Послушай, тебе сегодня вечером приказано явиться к шефу. Ты должен дать ему объяснение, как могло случиться, что ты распустил язык с красоткой Марсели-ной. Он не в восторге от твоего поведения.

— Это мне известно. Ну так что?

— А вот что! С кем разговаривала Марселина? Кто ее допрашивал, когда ее задержали? Кто сумел ее расколоть и выудить сведения о тебе? Не Риббон ли часом?

— Да, вероятно, он.

— Ладно. Значит, Риббон — тот парень, с которым она говорила. Он знал все, что ты ей наболтал. О’кей. Далее, ты являешься сюда повидаться с ним. Вы вдвоем должны были предстать перед шеформ. Я звонил по телефону, хотел узнать, что случилось и почему вы до сих пор не явились. Ты здесь, а он убит, пристукнут. Согласись, для тебя картина не из приятных. Не так ли?

— Хочешь сказать, что я пристукнул Риббона, потому что он имел кое-что против меня?

— Не исключено, у шефа возникнет такая мысль. Может быть, найдутся люди, не очень благожелательно относящиеся к тебе. Они могут ухватиться за подобную мысль. В конце концов, если допустить, что ты действительно растрепал Марселине нечто важное, например, подсказал малютке, как ей спасти свою шкуру, а Риббон взял ее в работу и она все ему выложила, то для тебя было бы не очень приятно, если бы он раскрыл рот перед шефом.