Вечеринка

Прикипая великой тоскою к дворам,
грудам ящиков леших, помойкам гниющим,
я хочу вам сказать, что коричневым старым дверям,
ошалевшим, беспамятным, пьющим,
влагу лестниц предбанную в дни, когда всюду пекут пироги,
я вполне доверяю, чуть более, чем доверяла Сезаму.
И еще я хочу вам сказать, что едва ли поможешь слезами
этим спящим, как бревна, ступенькам, что терпят пинки и шаги.
А теперь, напоследок, я чуть не забыла, словцо
я замолвлю о залитых дикой водою подвалах,
где и сухо бывало, и, может быть, всяко бывало;
и айда на чердак, где сушили свое бельецо
прайды прачек квартирных, где простыни — странницы-тучки,
легких перистых ряд, кучевых и крахмальных балет
и окно с горизонтом — заплатка, подачка, получка
от щедрот городских, от которых вестей нынче нет.

«В осенний час едва дышу…»

* * *

В осенний час едва дышу,
едва пишу.
Все новости — старо! И только осень — юность.
Сквозь скорлупу привычек я проклюнусь
и черноплодную рябину надкушу,
еще вчера прихваченную утром
морозом утлым.
И ясность снизойдет, и не приветит нас
в осенний час.
Так малость поворчим, как будто в сентябре
мы на цепи сидим и дождь по конуре.

«Объявление твоей рукою с запятой на память обо мне…»

* * *

Объявление твоей рукою с запятой на память обо мне,
что, мол, для свиданий снимут двое комнату на лунной стороне.
И желательно, чтоб в лунном свете можно было выйти из окна
на лужайку крыш, где треплет ветер стебли сквозняков чужого сна.

Сад висячий! Одуванчик, быльник, старый куст в расщелине стены,
твой на спинке стула-гнушки пыльник, половицы в паводке весны,
где над резиденцией болотной пахнет резедой в обход чутья
комната на лунной оборотной стороне земного бытия.

«…Гуртом бредут бараны…»

* * *

…гуртом
бредут бараны; мчится петел в шпорах;
вот Азия идет с полуоткрытым ртом,
изобретя бумагу, шелк и порох;
а там песок обманчивый течет
рассеянно, бездумно, — веер дюнный;
полуденный предел стремится в вечер лунный
и нас влечет.

Ясли