Вечеринка а-ля 90-е

– Есть немного! – весело орёт Ленин. – Есть здесь что-то от мазохизма. Был бы ты психологом, мог бы диссертацию написать. Но к сожалению ты не психолог! Ты, Серёжа, вообще никто! Вы все здесь никто, но почему то никак не можете этого уразуметь. Ничего, думаю, что сегодняшний урок вы хорошо усвоите. Хотя, возможно он будет для вас последним.

Рядом с Лениным верный пёс Георгий. Он снова при оружии, только сейчас в его руках похоже автоматическая винтовка. Мужики на катере справа тоже не с пустыми руками. У одного как минимум арбалет и стреляет он метко.

– Вова! – говорю я срывающимся на громкий шёпот голосом. – Уведи девчонок в каюту.

Геракл с радостью бежит исполнять моё поручение. На самом деле, я знаю, с чем он оттуда вернётся. Вряд ли конечно, это сможет нам помочь, но уж точно не навредит.

– И снова здравствуйте! – голос Ленина гремит и отдаётся эхом, словно мы находимся в четырёх стенах пустого дома. – Похоже, ребята, что вы приплыли. Это ваша конечная остановка! – Мясистый подбородок Ленина задран вверх, одна рука держится за ветровое стекло, другая лежит в кармане плащика. Я снова отмечаю, как же необычно выглядит человек в строгом наряде в лодке посреди реки. На воду ложится туман. Он ещё пока тонким прозрачным слоем курится по поверхности и в этом дыму, Ленин смотрится как певец шансонье из девяностых. Сейчас он дождётся, пока стихнут овации и начнёт хриплым басом исполнять что-нибудь вроде:

«Гоп стоп, мы подошли из-за угла!».

– Место здесь шикарное! – Ленин ведёт рукой вокруг, словно фокир, который одним взмахом плаща меняет декорации вокруг. Кажется, что он прямо сейчас создал за своей спиной голубоватый мрак и пустоту. – Берегов не видно ни с той, ни с этой стороны. Это одно из самых широких мест на Волге. Время суток прекрасное, в сумерках ни зги не видно, да ещё и туман. Всё сошлось в одно. Мы с вами в прекрасном месте, на максимальном удалении от всего живого. В наше время редко найдёшь такие места, где можно вот так вот спокойно поговорить, не опасаясь, что тебе могут помешать. Нас даже телефонные звонки отвлекать не будут. Я позаботился, чтобы всё было как в девяностых. Вы же этого хотели? Ты что же думал, деревянный мальчик, что вы будете кататься по реке, а я как лох кружить вокруг вас на катере? Всё что мне было нужно, это дождаться пока вы попадёте в это место. Мы в Бермудском треугольнике. Так что, Серёжа, если ты не успел отправить прощальное письмецо, то извини…боюсь не получится.

– Успел, можешь не волноваться! – Эхом гремит в пустоте голос Буратины. Ему ничего не остаётся, как блефовать до конца, хотя, кому это сейчас поможет.

– Ну, если успел, то можешь быть спокоен, что все свои дела на этом свете ты приделал. – Ленин разводит руками. – Сейчас я предлагаю всем вам, просто, в качестве доброго совета, встать на колени и сложить руки за головой. Должен вас предостеречь, что эти парни не допустят прошлой ошибки, поэтому не советую играть с огнём.

– Ага, бля, а мы тебя так и послушали, – Из каюты выходит Геракл и направляет скошенный ствол автомата на Ленина. – Повоевать захотел? Ну давай пово…

«БАХ!»

Я вижу вскинутое дуло винтовки рядом с плечом Ленина и курящийся из него дымок.

Визг девчонок и грохот. Это падает Геракл.

Вовка! – орёт Поночка, бросаясь к каюте, но его останавливает истошный крик Георгия.

– Всем стоять, суки! Оставаться на своих местах! Кому ещё не ясно!

Боковым зрением я могу видеть торчащую из открытой двери ногу в китайском тапочке. Это нога убитого Геракла. Он просто взял и застрелил моего друга Вовку. И это не сон, или всё-таки сон? Где мы сейчас, в каком измерении? Я крепко сжимаю ставшее каменным плечико Светки.

– Я же сказал, всем на колени, руки за голову! – продолжает орать Георгий.

Лицо Ленина белее мела. Он не ожидал от своего подчинённого таких резких действий.

– Считаю до трёх и стреляю! Ра-аз…

Мы стоим словно каменные статуи. Неподвижный Буратина, недвижимый я, сжимающий двумя руками застывшую Светку, неподвижные Поночка и Уксус и эта замершая нога в китайском тапочке.

– Какой смысл вставать перед тобой на колени. Стреляй, раз уж начал! – Твёрдо говорит Буратина. – Только девчонок отпустите! – это он обращается уже к Ленину.

Тот медленно крутит высоколобым черепом.

– Не могу, Серёжа! Уже не могу!

«Бах-бах, ба-ба-бах, бах, бах, ба-бах!»

Стекло ветровика осыпается вниз, на обшивке борта одна за другой появляются чёрные точки, словно швейная машинка делает равномерные стежки.

«Бах, ба-бах, бах»

Рама ветровика изгибается, вяжется в узел, белыми брызгами разлетается прожектор, крошится пластиковая панель. Ленин и два его сподручных падают на дно катера.

«Бах, бах!» – это куда-то стреляет ошарашенный мужик с катера напротив.

«Бах, бах-бах, ба-бах, бах, бах!»

На белоснежный борт один за другим ложатся чёрные стежки.

«Бах, бах, бах, ба-бах!»

В одну секунду стекло кабины украшается крупными снежинками. Мужики во втором катере тоже исчезают из поля зрения.

– Вовка, дружище, живо-ой! – слышу я крик Поночки.