Вечерняя звезда

– Я всегда говорил, знание законов очень облегчает жизнь.

– Точно.

Он принёс воды. У меня тряслись руки и жутко болела голова.

– Не пойму, – волшебник внимательно приглядывался ко мне. – Они должны были забрать свет.

– Они и забрали. – После стакана холодной воды я чувствовала себя получше. – Целый графин. На эликсиры.

– Где же забрали, если вы продолжаете светиться? Вы ещё любите вашего Вольфрама? До сих пор?

– А что изменилось-то?

– Похоже, ничего. Сколько же у вас света? Я встречал подобное лишь в старинных сказках о неземной любви!

Что-то я не припомню таких сказок. Наверное, они изъяты цензурой от греха подальше, а то не уснут не только дети, но и взрослые. Или все будут орать во сне.

– Доральд, извините, я не вижу моего рюкзака.

Он подслеповато прищурился. Думаю, слово «рюкзак» было ему непривычно.

– Дорожный мешок.

– А разве вашему мешку не приделали ноги феи?

– Нет, его там не было.

– Ну, тогда не знаю. – Он продолжил подметать, подняв тучу пыли. Очень старательно.

– Он должен быть здесь. – Я закашлялась. Что-то красное просвечивало через щель в стене.

– Не трогайте мои вещи! – сорвался на визг волшебник, закрывая тщедушным тельцем неприметную дверь.

Я отпихнула его из последних сил.

– Фасончик не слишком смелый? – Я вытянула платье разбойницы. Содержимое моего похудевшего багажа было засунуто в стенной шкаф. – Как вам не стыдно, Доральд! А ещё – добрый волшебник. Хуже фей.

– Я не добрый, – он отставил веник, как трость, а правую руку упёр в тощий бок, – я – справедливый. И претендую на компенсацию. Во время вашего визита меня ограбили. – Он выпятил нижнюю губу.

– Меня тоже. В этом доме, заметьте. По чьей же вине? И чуть не убили. Кто здесь претендует на компенсацию?..

Он недовольно уставился в окно.

Я собрала пожитки и сухо попрощалась в дверях:

– Всего хорошего, господин справедливый волшебник.

И поковыляла.

– Вам стоит поговорить с пророчицей Люсиндой Чёрной! – крикнул мне в спину Доральд, когда я хлопала по крупу разбойничью лошадь: три длинных хлопка и один короткий.

Вероятно, он был не безнадёжен.

Ужасно хотелось есть. Проходя мимо пекарни, я с трудом удержалась от обморока: запах горячего хлеба – испытание не для голодных. Денег не было, поэтому побыстрее свернула за угол. И врезалась в здоровенного парня в белом колпаке и белой куртке, который вынес из задней двери большую корзину, полную хлеба. Кучка оборванцев уже поджидала. Стоило ему поставить корзину на землю, они налетели голодными воробьями, отпихивая друг друга.

– А ну, не драться! – осадил их парень басом. – Давай по порядку.

Я пристроилась к очереди, боясь, что не хватит, но мне достался чёрствый батон, посыпанный чем-то вроде кунжута.

Только я отошла от пекарни, кто-то дёрнул за юбку. Оглянулась, передо мной стояла маленькая худенькая девочка в обносках. Она протянула грязную ручку.

– Прошу вас, госпожа, хотя бы кусочек.

В нескольких шагах от неё девочка постарше обнимала мальчика, ровесника малышки.

Господи! Куда я попала?!

Я отломила себе краюху, остальное отдала детям, погладила спутанные светлые волосёнки и поплелась прочь, размазывая слёзы.

Где ты, Вольфрам? Подай знак, отзовись скорее. Мне не выжить в твоём мире.

Через квартал меня догнала старшая девочка из нищей троицы.

– Госпожа, спасибо! Вы нездешняя? Может, подскажу чего?

– Знаешь пророчицу Люсинду? Как её найти?

– Идите прямо до торговой площади, потом направо по переулку до башмачной лавки, потом налево до шляпной. А через три дома будет Люсинда.

– Спасибо. Она очень жадная?

– Нет, – улыбнулась девочка. – Она сама из сирот, помогает нам, подкармливает. То хлебца даст, то кашки, то сыра ломоть. Ей тётка из деревни яблок пришлёт, тоже угощает. Она добрая, не бойтесь.

– Держи, – я вытащила из рюкзака футболку с медведем Валеркой. – Тебе широковата будет, зато почти новая.

– Спасибо, госпожа, – прошептала она, прижимая к груди Валерку, как самую большую ценность в мире.

До Люсинды добралась минут за пятнадцать. День был в разгаре. Кругом бойко шла торговля. Зазывалы нахваливали товары и приглашали в лавки, расположенные внизу двух- и трёхэтажных зданий. Некоторые находчивые коммерсанты устраивали у своих дверей настоящие представления. Народ разевал рты, а вездесущие мальчишки челноками сновали взад-вперёд, прорезая толпу.

Мимо проехал конный расчёт стражи. Пробежал пожилой мужчина в долгополом бледно-сером одеянии с нашитой красной каплей, его сопровождал юноша, тащивший кожаный саквояж. Наверное, это был врач. Подумала: «Ещё немного, и он мне понадобится».

Чувствовала я себя ужасно: со вчерашнего утра кроме чёрствой краюхи в рот маковой росинки не попало, зато испытала на себе сеанс насильственного донорства.

* * *

Люсинда сидела за столом с натюрмортом из колоды карт, нескольких разноцветных свечек, ножа и огнива, а также тусклого светильника. По стенам были развешены пучки трав, жутковатые засушенные животные. На длинных полках стояли потрёпанные книги, причудливые сосуды, лежал обшарпанный крокодильчик со следами неумелой реставрации и ещё масса предметов, очевидно, мистического характера.