Вечерняя звезда

– Ты кушай, кушай! Еды много. Тут один приходил благодарить, – тараторила она, разгорячённая выпивкой, – сам – дед, сто лет, взял в жены молодуху. Сначала-то с гонором припёрся! Детишек ему подавай! Нет чтобы попросить по-людски. Дом – полная чаша, склады ломятся тканями заморскими, кожами сафьяновыми, перламутрами да самоцветами. Мироед. А наследников нету. Детишки от перламутров не родятся, между прочим. Нагадала ему двойню, край – через полтора года. Купи, говорю, белую суку и корми куриным мясом. Как понесёт она от белого кобеля, так времечко отсчитывай. Но к пёстрым кобелям не подпускай! Он и поверил. Прикинула: месяцев пять-шесть есть, а там сбегу, развернусь в другом королевстве. На то, что он заплатил (наверное, от счастья умом повредился), можно пару лет прожить. Тётке в деревне дом подправила, сиротам в приют пожертвовала, бродяжкам уличным, как положено, иначе денежки прахом пойдут. Тебе дали – и ты дай, закон. Спасибо Небесной Матери, приказчик этого старичины меня выручил. Разродилась купчиха двойней, и года не пролетело. А он опять, теперь уже с благодарностью: окорок, вино, мёда приволок. И деньжат подкинул. Давай, за щедрых мужчин! Чтобы нам скареды никогда не попадались.

Мы ещё выпили, и я наконец-то наелась. От души.

– Доконали, – жаловалась пророчица, – не передать! Ну как объяснишь, что не выходит гадание? Вот бывает: не ложится карта, кости врут, прямо нарочно насмешничают! Скрыто грядущее, хоть тресни! И денег не надо, только отстаньте. Ан нет, лезут. Плату не возьмёшь, гадать откажешься, завтра не придёт никто. «Выдохлась Люсинда! Конец ей». Ох, прямо бросила бы всё и махнула к тётке в деревню. У неё хозяйство, козы, курочки. Каждое утро свежее молоко, яйца. Зелень со своего огорода. Она до готовки охочая, что ни трапеза – разносолы! Река рядом. Бережок песчаный, ни камушка! По вечерам – на площади танцы. И парни симпатичные. А тут меня и замуж никто не возьмёт, кому нужна жена-пророчица?

– А чего ты ждёшь?

– Решиться не могу. Страшно, – она боязливо поёжилась. – Чёрная Люсинда – это же имя! На самом деле – псевдоним, конечно. Клиентура! И я больше ничего не умею, даже козу доить.

– Научишься.

– Думаю, вот ещё чуть-чуть заработаю, и тогда точно.

– Все так думают, – усмехнулась я.

– А жизнь проходит… – Она меланхолично посмотрела в окно.

– Кстати, держи подарок для твоей новой жизни. – Я вытащила из мешка платье разбойницы. Оно мне всё равно было велико. Где бы я его тут ушивала? Пророчица на своих печеньях и тёткиных яйцах была гораздо аппетитнее меня.

– Какое красивое! – глаза под густыми седыми бровями засияли. – Тебе не жалко?

– Жалко немного, поэтому надевай быстрее.

Она взвизгнула и бросилась за ширму, стаскивая с себя драную хламиду и патлы с тряпкой. Через пять минут передо мной стояла кудрявая девушка в красном разбойничьем платье. Совсем молоденькая, огненно-рыжая и белокожая. И терла полотенцем румяное после умывания хорошенькое личико.

– Ну ты даешь! Я бы тебя не узнала.

– Как мне? – она вертелась, приподняв юбку. – Ничего? – улыбалась, сверкала ровными зубками и не могла остановиться.

– Великолепно! Только чулки смени.

Слегка портили картину толстые чёрные чулки в резинку и остроносые мужские башмаки.

– Ой! Побегу к сапожнику и в мануфактурную, а то они скоро закроются! Ты подожди, не уходи!

– Не уйду.

А куда бы я делась? Солнце уже собиралось на покой, а вслед за ним и все добропорядочные граждане. Зато для остальных начиналась рабочая смена. Испытывать судьбу ещё раз не хотелось: после приключений двух последних дней она вполне могла на меня обидеться за излишне интенсивный график.

Пророчица купила алые туфли с пряжкой, на каблучке, и две пары тонких кремовых чулок.

– Теперь тебя точно можно замуж выдавать, – сказала я.

Она, смеясь и плача от избытка чувств, бросилась обниматься.

Проболтали мы с ней до полуночи, а потом завалились спать. Я так устала, что уснула, едва коснувшись головой подушки, а в следующий миг пророчица трясла меня за плечо:

– Вставай, соня!

* * *

– Слушай, ты точно не волшебница? – спросила она за завтраком.

– Да вроде нет.

– Сон приснился, будто рядом со мной спит солнце. Что бы это значило? Сны – не кости, не брешут.

– А у тебя нет магического дара?

– Ни капельки. – Она намазала булочку маслом. Еда тут была вкусная, как из фермерского магазина. – Один дар пророчества, и то – не ахти какой. Но ничего, на хлеб с маслом, – она отсалютовала булочкой, – спасибо Небесной Матери, хватает. – И с удовольствием откусила.

– Хочу признаться тебе кое в чем, но пообещай сохранить это в тайне.

Её огромные карие глаза вспыхнули любопытством и стали ещё больше. Она торопливо проглотила.

– Клянусь!

– Во мне горит свет истинной любви.

Пророчица открыла от изумления рот. Выдохнула и залпом выпила фруктовый чай.