– Магистр Санбер, вы преувеличиваете, – вмешался Мелвин. – Насчёт афродизиака. Свет истинной любви – не чёрная магия, не приворот. Он привлекает окружающих, но…
Маг не дал ему договорить:
– Любые магические способности должны быть указаны при подаче документов на въезд. Какой у вас дополнительный дар?
– Кроме растениеводства? Никакого. – Я изо всех сил старалась быть спокойной.
– Свет – не способность, – заметил Мелвин. – По закону Высшего Магического Совета, утверждённому его величеством Конрадом Х, свет истинной любви признан чертой личности. Он не подлежит декларированию.
– Вы необычайно осведомлены для скромного растениевода, – прошипел маг. – И должны знать: этот абсурдный закон Конрад Х принял, чтобы защитить свою фаворитку Маризу Лебур – носительницу света.
– Закон отменили? – осведомился Пирс.
– Нет. – У Санбера от ярости только дым из ушей не валил.
– Тогда о чём мы говорим, сударь?
Никакой связи между мной и смертью Оталуса магистр не обнаружил (ай да родненький!), посему, облив нас с Мелвином презрением и ненавистью, он гордо удалился, пообещав разобраться самым дотошным образом. Младший коллега поплёлся за ним хвостиком.
– Я благодарна вам за помощь, господин Пирс. Но зачем вы с ним сцепились? Он же психопат. И наверняка мстительный.
– Вам не за что благодарить меня. Я – королевский служащий и обязан проявлять справедливость. Всегда.
– Спасибо. А… Про афродизиак – это правда?
– Ну… – Мелвин опустил глаза. – Отчасти. Не для всех, конечно…
Я не узнавала чиновника. Покраснел. Смутился?..
– Ваш артефакт блокирует его свет, но иногда…
– Да-да, иногда он пробивается. Вы говорили.
– С браслетом его могут обнаружить только сильные маги, но…
– Ваши служебные амулеты.
– Да.
И сестры у Шильды, по-видимому, нет.
– Уважаемая, где живёт Синичка? – спросила я хозяйку постоялого двора в пригороде.
– Зачем она вам?
– Я маг, работаю в королевском саду.
– Ой, не серчайте, ваше чародейство, не признала! – она испуганно поклонилась. – Вы без мантии.
– Я издалека, на моей родине не носят мантии. На Синичку было покушение. Хочу проведать.
– А… Зачем вам, госпожа?
– Помочь. Вот, еды собрала.
Её настороженность отступила.
– Не везёт ей. Как совратил девчонку этот лиходей, вся жизнь – под откос!
– Что за лиходей?
– Да молчит, скрывает. Из благородных, небось. Ой, извиняйте, госпожа! – испугалась она своей откровенности.
– Ничего.
– До конца улицы и налево. Самый бедный дом, не ошибётесь.
Дом действительно был бедным: облупившиеся рамы окон, кое-как залатанная крыша. Старая изгородь покосилась, а сломанная калитка, вросшая штакетинами в землю, не закрывалась.
У порога сидела кудрявая дочка Синички.
– Где мама?
Она махнула ладошкой за угол дома. Я дала девчушке пряник, она улыбнулась, как бледное зимнее солнышко.
Синичка хлопотала на кухне. Увидев меня, она упала на колени.
– Госпожа! Это вы спасли нас? Вы же чародейка?
– Расскажи, что случилось?
Она побелела, взгляд стал затравленным.
– Они спрашивали… Полицейские и эти… Моя бабушка была магичкой, дар закончился на ней, но кое-какие зелья сохранились. Я выпила «слепой» травы. Иначе они бы всё узнали.
– Почему он пытался…
– Он не пытался. Он нас убил. Я с детства изучала лекарскую науку и знаю приметы смерти.
Женщина разрыдалась. Я дала ей воды.
– За что он так? Что вы ему сделали?
– Моя дочка – его ребёнок.
Я не могла вымолвить ни слова.
– Он искал жену, похожую на его любовь. Она ушла к другому, а потом погибла. Оталуса обвинили в её гибели. Но он был не виноват.
Если бы!..
– Он хотел жениться на девушке без волшебных способностей, ненавидел магичек, не доверял им. Его семья не одобрила бы наш брак, но он полюбил меня…
Наивная дурочка!
– Дар пробуждается в три года, он ждал трёхлетия нашей дочки. Никаких намёков не было, но он узнал о бабушке. Я скрыла от него правду, боялась, что бросит: забеременела сразу, на втором свидании. Он чарами внушил страсть, я не могла сопротивляться.
Ну и мразь!
– А потом я в самом деле почувствовала к нему… Я была совсем одна. Вы же понимаете: для всех я падшая, ничем не лучше девиц из весёлого дома. Он помогал нам деньгами. Давал не много, но мы хотя бы не голодали. – Она говорила сбивчиво и вся ушла в свои воспоминания. – Я радовалась и этому. Родители, как услышали о беременности, выгнали на улицу, родственники отвернулись, а он устроил на работу в королевский сад, купил нам дом.
«Не у Доральда, случаем? Дешевле, наверное, не нашёл», – усмехнулась я.
– Не смейтесь, госпожа. Оталус обещал, что после трёхлетия дочки наша жизнь изменится, я стану женой. Он и Ягодка – всё, что у меня есть. Было. А позавчера… Я пришла в сад на работу, он ждал меня. И был в бешенстве: узнал про бабушку. Она жила в Даркуме, очень далеко отсюда, и давно умерла. Но он узнал. Я клялась, что ни во мне, ни в малышке нет дара, через две недели её день рождения. Он не слушал. Говорил о лжи… Таким страшным голосом!
Она обессиленно уронила голову на руки. Бедная девочка со стокгольмским синдромом.
– Синичка, никому и никогда не повторяй ни слова из того, что я сейчас слышала. Поняла?
Она кивнула.