Вечерние новости

Партридж вспомнил, как в 1986 году Эн-би-си передала сенсационное и в то же время противоречивое интервью с палестинским террористом Мохаммедом Абулем Аббасом, обеспечив безопасность последнего. Впоследствии множество критиков осудило Эн-би-си не только за само интервью, но и за сокрытие местонахождения террориста — телестанция так и не отступилась от данного накануне интервью обещания. Подобное негодование разделяли даже некоторые журналисты, хотя, очевидно, ими двигала профессиональная зависть. Спор не утихал, глава государственного департамента США кипел от ярости, а министерство юстиции грозилось разослать повестки в суд и учинить допрос членам съемочной группы, но в конце концов все уладилось. (Когда у государственного секретаря Джорджа Шульца спросили, что он думает по этому поводу, он ответил: “Я верю в свободу прессы”.) Ни для кого не секрет, что телестанции новостей подчиняются собственным законам. Во-первых, потому, что ни правительственные органы, ни государственные мужи не хотят с ними конфликтовать. Во-вторых, в демократическом мире журналистика как таковая олицетворяет собой идеалы справедливости, свободы и неподкупности.

Разумеется, исключения из правил не так уж редки, ведь журналисты — тоже живые люди. Но если вы в открытую станете выступать против завоеваний журналистики, вас скорее всего обвинят в низости, а не погладят по головке.

Пока Гарри Партридж раздумывал над основами своей профессии, Минь Ван Кань приготовился записывать интервью, которое Дон Кеттеринг должен был взять у Альберто Годоя.

Поступить так предложил Партридж: он видел, что Кеттеринг хочет и дальше участвовать в расследовании, и неудивительно — ведь судьба Слоунов живо волновала всех и каждого в Отделе новостей. А кроме того, сам Партридж намеревался заняться другим.

Он уже знал, что при первой же возможности вылетит в Боготу. Хотя Партридж и разделял мнение своего колумбийского коллеги-радиокорреспондента, что Улисес Родригес покинул Колумбию, он был убежден: настало время начинать самостоятельный поиск в Латинской Америке, и, разумеется, отправной точкой должна стать Колумбия.

Минь Ван Кань объявил, что можно начинать. Его пригласили войти несколько минут назад, и, осмотрев заведение, Минь решил, что возьмет интервью в подвале, там, где выставлены гробы. Благодаря специальной подсветке сзади помещения почти не будет видно, лишь та стена, напротив которой сидел Годой, была ярко освещена, однако на интервьюируемого свет не падал. Рядом с силуэтом Годоя маячил силуэт гроба — эффектно и мрачно. Голос гробовщика изменят позже, уже в здании Си-би-эй.

Сегодня звукооператора не было, и Минь снимал универсальной камерой, записывающей одновременно и изображение и звук. Он также захватил с собой небольшой монитор, который установил таким образом, чтобы Годой мог видеть то же самое, что и глазок камеры, в сложных обстоятельствах это придает интервьюируемому чувство уверенности.

Годоя это не только успокоило, но и позабавило.

— Смотри-ка, хитрые черти, — сказал он Кеттерингу, сидевшему рядом, вне поля зрения камеры.

Кеттеринг, у которого возникали некоторые идеи относительно предстоящего интервью, лишь слегка улыбнулся, оторвавшись от только что сделанных записей. По кивку Миня он начал, выждав паузу, которая потом будет заполнена вступлением, предваряющим выход передачи в эфир.

— Каково было ваше первое впечатление от встречи с человеком, который, как вам теперь известно, был не кто иной, как террорист Улисес Родригес?

— Ничего особенного. Показался мне обыкновенным парнем. — На всякий случай Годой решил не признаваться в том, что Новак, он же Родригес, вызвал у него подозрения.

— Значит, вас ничего не насторожило, когда вы продали ему сначала два гроба, а потом еще и третий? Силуэт пожал плечами:

— А чего настораживаться? Это моя работа.

— Вы говорите: “Чего настораживаться?” — В устах Кеттеринга слова Годоя прозвучали саркастически. — Но разве подобная сделка не выходит из ряда вон?

— Может быть.., в некотором смысле.

— Как владелец похоронного бюро разве вы не предоставляете клиентам то, что называется “пакетом услуг”, не обеспечиваете организацию похорон?

— Конечно, предоставляю, почти всегда.

— Ведь раньше, до появления Родригеса, вы никогда не продавали гробы таким образом? — Кеттеринг продвигался вперед на ощупь, о чем Годой не догадывался и потому не лгал во время записи.

— Пожалуй, что так, — пробормотал Годой. Интервью приняло неожиданный оборот. Он бросил весьма мрачный взгляд на Кеттеринга, но тот не отступался.

— Так, значит, вы раньше не продавали гробы отдельно?

— Я решил, — гробовщик повысил голос, — что меня не касается, зачем ему гробы.

— А о том, чтобы сообщить об этом правоохранительным органам, полиции, например, вы не подумали? Позвонить и сказать: “Слушайте, ко мне обратились со странной просьбой, с какой до сих пор никогда не обращались, и я бы хотел навести справки о личности клиента”. Это вам в голову не пришло?

— Нет. С какой стати?

— Потому что клиент не вызвал у вас никаких подозрений?

— Верно.