Вечерние новости

Кеттеринг продолжал докапываться до сути:

— Но если он не вызвал у вас подозрений, то почему же, когда Родригес пришел к вам во второй раз, вы потихоньку записали номер катафалка, в котором он забирал гроб, и прятали этот листок бумаги до сегодняшнего дня?

— Слушайте! — взревел Годой. — Я сказал вам это по секрету, а вы…

— Одну минутку, господин владелец похоронного бюро! Вы ни словом не обмолвились о том, что хотели бы удержать этот факт в тайне.

— Значит, собирался сказать.

— А это совсем другое дело. Между прочим, до начала интервью вы сообщили нам цену — почти десять тысяч долларов за три гроба, — также не предупредив о том, что это не подлежит огласке. Судя по вашему описанию гробов, цена завышена?

— Парень, который купил гробы, не жаловался. А вам-то что?

— Возможно, у него были веские причины, чтобы не жаловаться. — Тон Кеттеринга стал холодным и обвинительным. — Не запросили ли вы непомерно высокую цену, потому что знали — заплатит, никуда не денется? Вы все время чувствовали, что что-то здесь не то, и хотели, пользуясь случаем, нагреть руки…

— Эй, я не обязан сидеть и выслушивать эту собачью чушь! Хватит с меня! Я выхожу из игры.

Обозленный Годой встал со стула и пошел прочь, непроизвольно сдернув микрофон. Когда он проходил мимо камеры, Минь инстинктивно направил на него объектив, и Годой оказался в кадре анфас при полном освещении — таким образом, он сам же нарушил правила конспирации. Позже этот кадр послужил поводом для споров.

— Ублюдок! — рявкнул Годой Кеттерингу.

— Вы мне тоже не нравитесь, — отозвался тот.

— Слушайте, — обратился Годой к Партриджу, — наш разговор отменяется. — Он указал на камеру “Бетакам”. — Чтобы не смели это использовать. Ясно?

— Я понимаю вас, — ответил Партридж. — Но я не могу дать вам никаких гарантий. Это решит телестанция.

— Вон отсюда!

Альберто Годой исподлобья наблюдал за тем, как четверка из Си-би-эй сложила аппаратуру и отбыла восвояси. На обратном пути из Куинса Дон Кеттеринг объявил:

— Пожалуйста, высадите меня, как только мы въедем в Манхэттен. Я попробую напасть на след меченых денег; я знаю контору на Лексингтон-авеню, откуда смогу сделать пару телефонных звонков.

— Можно я пойду с вами? — попросил Джонатан Мони и взглянул на Партриджа. — Мне очень хочется посмотреть, чем закончится сегодняшняя эпопея.

— Я не против, — согласился Кеттеринг. — Если Гарри разрешит, я научу тебя кое-каким азам журналистики.

Партридж не возражал, и, миновав мост Куинсборо, они разделились. Джип продолжал путь к телестанции Си-би-эй, а Кеттеринг и Мони поймали такси и отправились в брокерскую контору, находившуюся чуть в стороне от Лексингтон-авеню, рядом с отелем “Саммит”.

Помещение, куда они вошли, было просторное: около двадцати человек сидели и стояли там и, задрав голову, смотрели на экран, где мелькали цифры биржевых квот. Темно-зеленый ковер оттенял светло-зеленые стены; удобные стулья, привинченные рядами к полу, были обиты зеленой с оранжевым тканью. Кое-кто из напряженно следивших за экраном держали наготове блокноты и карандаши, других цифры занимали мало. Молодой мужчина восточного вида читал ноты; несколько человек просматривали газеты; некоторые клевали носом.

Вдоль стены был установлен ряд компьютеров с несколькими отводными телефонами, над которыми висела табличка с надписью “Если хотите совершить сделку, снимите трубку”. По некоторым телефонам говорили и, несмотря на тихие голоса, можно было расслышать обрывки разговоров: “…Вы купили две тысячи? Продавайте…”, “…Можете взять пятьсот по восемнадцать? Давайте…”, “…Хорошо, начинайте с пятнадцати двадцати пяти…”

Секретарша, сидевшая в дальнем конце комнаты, увидела двух телекорреспондентов, улыбнулась в знак того, что узнала Кеттеринга, и сняла телефонную трубку. Позади ее стола находились двери нескольких кабинетов, некоторые из них были открыты.

— Смотри внимательно, — сказал Кеттеринг Мони. — Такие акционерные биржи скоро станут историей, это одна из последних. Большинство из них уже исчезли, подобно тому как исчезли подпольные кабачки после отмены сухого закона.

— Однако торговлю акциями никто не отменял.

— Верно. Но брокеры подсчитали, во что обходятся такие заведения, и пришли к выводу, что они себя не оправдывают. Слишком многие приходят сюда отдохнуть или просто из любопытства. Кроме того, здесь, в тепле и уюте, пристраиваются бездомные — ведь лучшего места, чтобы укрыться от зимних холодов, им не найти. К сожалению, бездомные не платят брокерам комиссионных.

— Может, дать это в “Новостях”? — предложил Мони. — С такой же вот ностальгической ноткой, прежде чем эти биржи исчезнут с лица земли.

Кеттеринг взглянул на него с некоторым изумлением:

— Блестящая идея, мой мальчик. Как я сам до этого не додумался? На следующей неделе поговорю с “подковой”.

Дверь, перед которой сидела секретарша, открылась, и из нее вышел толстяк с густыми бровями; он тепло поздоровался с Кеттерингом:

— Рад тебя видеть, Дон. Давненько ты не появлялся, а мы ведь ни одной твоей передачи не пропускаем. Чем можем быть полезны?