Вечерний круг. Час ночи

- Ага. Этот, - охотно подтвердил Гришка.

- Ну, - обратился парень уже к Откаленко, - чего ты тут, гад, нюхаешь?

Впрочем, в голосе его не было злости.

- Что ж, Олежек, - насмешливо спросил Откаленко, - знакомых не признаёшь?

- Не-а, - с такой же точно насмешкой покрутил головой Ткачук.

- Та-ак, - протянул Откаленко, без приглашения садясь на какой-то стул прямо на середине комнаты и вытаскивая сигареты. - Значит, как пить, так знакомый, а как дела делать, так всё, ваших нет?

- Допустим. Дальше что? - всё с той же нахальной усмешкой ответил Ткачук.

Игорь не спеша встал, приблизился к насторожившемуся Ткачуку и вдруг, нагнувшись, неуловимым движением рванул ножку кресла, в котором сидел Ткачук. И тот кубарем вывалился на пол, а кресло, с наполовину оторванной ножкой, покатилось в другую сторону. Игорь мгновенно прижал Ткачука коленом к полу и вывернул ему за спину руку. Тот взвыл от боли.

- Отпусти, гад! Убью! Гришка!

Но Гришка, оцепенев от неожиданности, словно прилип к стене, испуганно хлопая глазами, и только всё время спрашивал срывающимся тенорком:

- Ты чего делаешь? Ты чего делаешь?

- Ладно уж, вставай, - сказал Откаленко брезгливо и махнул рукой.

Он снова уселся на свой стул посреди комнаты. Сигарета, оставленная им там, ещё дымилась, и он с удовольствием её раскурил.

Ткачук с трудом поднялся на дрожащие ноги и, волоча их, отыскал себе какой-то другой стул.

- Будет разговор? - усмехаясь, спросил Игорь.

- Но-но! Хрусты есть?

- И хрусты есть, и кое-чего ещё найдётся, - кивнул Откаленко. - А у тебя что в обмен на хрусты водится?

Разговор приобретал вполне мирный характер, словно и не было этой короткой злобной стычки. Но Игорь прекрасно понимал, что именно благодаря ей и начался этот мирный разговор. За семь лет работы в розыске он успел уже изучить эту поганую породу людишек. Он не имел никакого желания копаться в их искалеченной, гнилой психике и выискивать всякие причины, как это склонен был всё время делать его друг Лосев. Игорь использовал свои знания лишь для дела, конкретного дела, которым в данный момент занимался. «А всех жалеть у меня нервов не хватает, - говорил он. - Я только тех жалею, кого эти гады обидели, а их самих пусть вон Лосев жалеет, я их душить буду, пусть лучше не попадаются». А уж как надо «душить», это Откаленко знал.

- Что у меня в обмен водится? - переспросил Ткачук, осторожно шевеля больной рукой, которую Откаленко только что ему чуть не вывернул. - Найдётся чего. А хрустов у тебя хватит?

- Не хватит, так догоним и ещё добавим. Сперва показывай, - скомандовал Откаленко.

- Ну, гляди, раз так.

Ткачук не очень бодро встал, прошёл в угол комнаты к стоявшему там старенькому, потрескавшемуся комоду, с усилием выдвинул один из разваливающихся его ящиков и, порывшись, вытащил какой-то пухлый газетный свёрток. Стоя спиной к Игорю и стараясь загородить от него этот свёрток, он с шумом развернул газеты и, снова всё сунув в ящик, проделал там какие-то манипуляции, после чего повернулся к Игорю, держа в руке тёмную деревянную коробочку.

Откаленко исподтишка внимательно наблюдал за ним и уловил желание Ткачука скрыть что-то ещё в том газетном свёртке.

- Гляди, - с показной небрежностью сказал Ткачук, протягивая Игорю коробочку.

Игорь с таким же скучающим видом взял её. В коробочке лежали часы, большие старинные карманные часы в золотом или позолоченном корпусе, последнее Игорь даже не успел определить. Первое, что бросилось ему в глаза, было название фирмы на желтоватом циферблате с золочёными римскими цифрами и изящными, ажурными стрелками. Название состояло из четырёх латинских букв: «СУМА». Вот тебе и «Павел Буре»! Игоря охватила досада.

- Но ты пойми, голова, это, так и так, не старина. А есть, допустим, часики, за которые мои клиенты сколько хошь дадут. Старинных фирм часики, усёк?

- Чего ж тут не усечь! - вздохнул Ткачук. - Эх, знать бы…

Секунду подумав, он посмотрел на смирно сидевшего в стороне, у стены, Гришку, время от времени лишь угодливо скалившего свои мелкие зубы на розовых дёснах. В глазах Гришки светилось нестерпимое любопытство и жадная насторожённость. Как раз последнее Ткачук, видимо, заметил, и это ему не понравилось. Хмурясь, он сказал:

- Давай, Поп, глянь, не нюхает там кто внизу.

- Марс там сразу загавкает, не боись.

- Я чего сказал! - прикрикнул Ткачук.

Он проводил его взглядом и, когда за Гришкой закрылась дверь, презрительно усмехнулся и сказал:

- Были, понимаешь, у меня часики, - не отвечая на вопрос, снова вздохнул Ткачук. - Толкнул два дня назад всего. Ох, часики! Ну точно, как ты говоришь. Старинной фирмы, желтяки, с тремя крышками. Фирма «Павел»…

- «Буре»?

- Во-во! Точно. Эх, продешевил я с ними, кажись.

- Вернуть можешь?

- А сколько ты, к примеру, за них дашь?

- Мои клиенты сколько хошь за них дадут. Но посмотреть надо.

И тут у Игоря мелькнула вдруг новая, сразу зажёгшая его мысль. Когда человек весь «заряжен» на дело, которое делает, такие мысли приходят внезапно и как бы сами собой.

- А деятель тот солидный, кому ты их толкнул? - спросил Игорь небрежно.