[21] Что там началось, что это будет? О высокое небо, о нежный взгляд. Сюда, сюда. В последний раз. Все вы — и ты, и ты, и ты тоже, сюда, сюда, укачает вода. Вы помните, ты еще помнишь… Только не надо громко играть. Тише, еще тише, пусть никто не услышит и даже не дышит. Из глубоких глубин, мы предвидели это; пора, идем спать, — говорит этот голос, be a nice boy, will you[22], высокая стеклянная дверь открывается, голоса затихают, вот снова тема вступления, первыми тактами они еще не вполне довольны, как чудесно запевает рояль; эта музыка здесь неуместна, напрасно ее исступленная, безутешная жалоба притворяется салонной мелодией, и зачем этот парафраз знаменитой мазурки, и даже посвящение «Памяти великого художника»{51} ничего скрыть не может, и, взявши за руку Н., я вхожу в свою комнату, там стоит моя постель, струится ровный свет, славный покой, славный покой, мои очи закрой. И теплый медленный дождь, который падает с неподвижного светло-серого неба на полузакрытые веки, пока я, почти невидимый, лежу у изгороди близ дороги, передо мной пустынные луга, а над ними плывут дальние шумы деревьев. Ветер утих, и я поднимаю взгляд к застывшим кронам деревьев, возвысившимся над пеленой дождя, над бормотаньем вод, водосточных желобов, ручьев, потоков. Путник усталый, ты дома теперь. Но это не дождь шумит там, за дверью, это вы, возможно ли это так близко, а я и не знал, а вот и голос нашей знакомой Э., ей вторит мой отец, отрока пусть усыпляет волна, и эти бледные с розовой каемкой складки гвоздик на клумбах меж рядами подстриженных тополей, и вода струится на спины вздымающихся из бассейна коней, которые рвутся к виднеющейся вдали крепости. На ее серый камень ложится вечернее облако с розовато-зеленого неба. Какое счастье, что сон всегда был так близок, что можно было бежать к нему, и тогда, и там, и здесь, и сейчас, — о, это ты, иное, желанное, ты, близкая даль, небо, которое темнеет, и непрерывно меняющиеся облака, границы пейзажа, которые отступают, волны вершин с замками на них, а дальше Пиренеи, где-то на севере невидимый собор, давно отзвучавшие битвы, тени, которые движутся по склону холма, пусть не разбудит его твоя тень. Но в доме царила тишина. Она была еще более глубокой от дальнего колокольного звона, был слышен только шелест книжных страниц, тихие шаги за дверью, перед окнами еще волновалось зеленое пламя каштанов, а в моем полусне уже шел непрерывный снег, кто же там тихо пел возле меня, что пел этот голос, что пели у моей колыбели?.. О сладкий голос дрозда; за снегопадом и листвой возникло время, оно всегда было новым временем, наказаньем и наградой, всегда было порогом невиданного, неудержимого, наконец-то наступающего грядущего. Внезапно новое время встало рядом, оно было моим, я был наделен счастьем действовать в нем, я о нем не знал, не догадывался, но теперь оно было везде, казалось, я ждал только его, за лесами тишины я слышал его водопады, я ринулся в его течения и стремнины, у меня не было выбора, время, умчавшее меня, было веком Августа:{52} позади оставались гибнущие, ветшающие республики с их строгой былой красотой, впереди были вторжения варваров; взор времени, пустой, как у статуи, не замечал нагроможденных им руин. Тысячи голосов окружали меня, они кричали и шептали, они манили и убеждали, они обещали и насмехались, я слушал и отвечал, мне было все равно, был ли я услышан, солнце миновало зенит, безболезненно пришла старость, я вышел из тени живой изгороди, снова и снова я слышал песню: Ложись, дружок, ко мне под бочок, мне надо было посмотреть на часы, не время ли возвращаться домой, у меня нет часов, я, наверное, забыл их, они лежат где-нибудь в моей комнате, и все еще звучит тихий призыв: Сюда, сюда. Ночь идет по горам. Нет, мы еще не расходимся, давайте сыграем еще небольшое трио Бетховена, больших не надо, небольшое, соч. 11-е, на это у нас еще хватит времени, я уже лег, вот моя постель, я проснулся и смотрю вверх сквозь квадрат окна, вторая часть начинается с восходящей кварты, за второй следует восходящая квинта. Я открываю глаза, мир может стать добрым, и вы сможете терпеть то, что вы терпите, не бледнея, не вскрикивая: dites ces mots Ma Vie Et retenez vos larmes[23], ночь, и снова голос Э., взгляд вверх сквозь квадрат окна, вот месяц встал, туман пропал, ночь над лесом, над морем, над горами, и молчание торжествует над жалким шумом, и сильное, неудержимое качанье воды, и пристальный взгляд вверх, а над нами — широкий небесный простор!