Я изложил свою просьбу в довольно пространном письме. Образу Германа, писал я, мне необходимо сообщить конкретные черты; хотелось бы узнать подробнее о его детстве и юности, о его жизни до нашей с ним встречи, и потому я прошу позволения ознакомиться с письмами и документами, если таковые сохранились. Я надеюсь, что мое имя понаслышке знакомо ей, так как брат ее дружески ко мне относился, и это отношение оправдывает мою надежду на то, что она поддержит задуманный мною план, писал я под конец.
Ответа мне долго ждать не пришлось. Мое имя, писала она, время от времени встречалось ей, и она хорошо помнит, с какой теплотой ее брат отзывался обо мне, но расстаться со столь дорогими ее сердцу семейными реликвиями было бы для нее нежелательно, а изготовление копий — дело нелегкое, короче говоря, лучше всего мне было бы приехать в Лондон, тем более что для нее в ближайшее время поездка в Берлин неосуществима. В письме явно звучали нотки сомнения. Да, мне придется нелегко, подумал я.
Вышло так, что месяца через три я по целому ряду причин должен был выехать в Лондон. Я заблаговременно сообщил миссис Янг о своем приезде. Я не был в Лондоне с довоенных лет, многое связывало меня с этим городом, и я неплохо знал его, хотя в общем-то он оставался мне чужим. Нечто вроде тетки, живущей в отдаленном городе, которую ты в детстве как-то боязливо и робко любил.
С вокзала я поехал в маленькую гостиницу в Кенсингтоне. И сразу поспешил разделаться с тем, что, собственно, было главной причиной моей поездки. На следующее утро я позвонил миссис Янг.
— Да, это я, — ответил мне голос в трубке. — Что вам угодно?
Озадаченный, я промолчал, между тем голос продолжал:
— Простите меня, я, конечно же, знаю, кто вы и зачем вы звоните. Я часто думала о вашем письме.
— Может быть, мы могли бы… — начал я, но голос в трубке меня прервал:
— Герман часто рассказывал мне о вас, — медленно проговорила миссис Янг. — Вернее, не так уж часто, я ведь вообще редко его видела, мать и я, мы встречались с ним только от случая к случаю и даже не знали, чем он занимается. Вашего имени он никогда не называл, но говорил об одном своем друге, и, когда пришло ваше письмо, я поняла, что вы и есть тот самый друг.
— Да, — подтвердил я, — я и есть тот самый друг.
Она говорила то торопливо, то вдруг запинаясь. Через минуту-другую я заметил, что стараюсь затаить дыхание, чтобы повнимательнее вслушаться в этот голос, чтобы различить в нем тот, другой, более низкий и уверенный, тот голос, что однажды сказал мне: «По правде говоря, вы бы отлично подошли друг другу…»
— Мне бы очень хотелось, — сказал я, — поговорить с вами о Германе.
— Ах, господи, — отвечала она, — как давно все это было. Герман, господи боже ты мой! Старший брат… Не слишком-то он о нас заботился. Ему больше нравилось переделывать мир. А затем произошло несчастье, которое, собственно, надо было предвидеть.
— Он думал и о вас, именно о вас. Он…
— Я понимаю, о чем вы говорите, — послышалось в трубке. — С той поры мы узнали многое, о чем тогда и не подозревали.
— Может быть, мы могли бы встретиться, миссис Янг, я был бы счастлив, если бы вы позволили мне зайти к вам.
В трубке что-то зашуршало.
— К сожалению, сегодня это невозможно, я весь день занята.
— А завтра? — настаивал я. — Или послезавтра?
— Уж очень вы настойчивы, дорогой мой, — с насмешливым удивлением отвечали мне.
Я вздрогнул, ибо вдруг услышал голос Германа, отчетливо услышал, хотя это был голос женщины, его сестры, возможно, похожей на него, сестры, которую он так расхваливал мне, которую мысленно видел рядом со мной.
— К чему такая спешка? Да и вообще, зачем ворошить прошлое? Покойников надо оставить в покое. В те времена всем нам круто пришлось.
— Я приду, когда вам будет угодно, — с горечью произнес я, — завтра, послезавтра или еще позднее. Виза у меня на две недели.
— Я вижу, от вас не так-то просто отделаться. — Она пыталась говорить весело, но я слышал в ее голосе только досаду. — Слушайте, у меня дома это невозможно. Лучше встретимся в городе. Сегодня вечером, в восемь. — Она назвала ресторан в Сохо, хорошо мне известный.
— Хорошо, ровно в восемь я буду на месте, — согласился я. — Вы сразу меня узнаете, на моем столике будет лежать «Файненшл таймс». Надеюсь, что не все посетители этого ресторана явятся туда с «Файненшл таймс».
Она ответила мне коротким смешком и повесила трубку.
Я по мере сил пытался занять оставшееся время. Мой приятель Д. пригласил меня в свой клуб. Потом я медленно прошелся по Олбани, чтобы еще раз взглянуть, кто и когда жил в этом квартале, прочитал множество газет в Гайд-парке и без десяти восемь уже был в назначенном месте. Народу в ресторане было довольно много. Официанту я сообщил, что ожидаю даму, и стал пить кампари, не спуская глаз с входной двери. Около половины девятого официант подошел к моему столику и сказал, что он, видимо, не ошибся и это меня вызывает к телефону дама.
— Прошу вас, прямо по коридору, в конце его находится телефонная кабина.