Вечная мерзлота

Эту зиму Николь прожила у стариков Михайловых. Ушла из барака, где в двух больших комнатах на сплошных нарах и за одним длинным столом жила молодежь трех бригад. И хотя там часто бывало весело, пели песни и устраивали танцы, она перебралась.

Тихий домик стариков стоял на заливе. У Николь был отдельный угол за печкой – узкий топчан, столик, шкафчик и даже свое окошко. В него каждое утро с другой стороны Енисейского залива показывалось солнце. Залив был безбрежный, такой же, как море в ее Бретани. Песок у воды, а иногда и цвет воды были те же. Она закрывала глаза и слышала соленый, влажный запах моря и приглушенные звуки французской речи. И крики бретонских чаек, чайки тоже кричали одинаково.

Дед Михайлов был дряхлый, вставал только поесть, и между собой старики разговаривали мало, Николь помогала по хозяйству, пилила и колола дрова, приносила рыбу из бригады. Она много читала, а к весне начала мечтать о собственном радиоприемнике.

Получив письмо от Белова, лейтенант Габуния хотел сразу пойти и обрадовать Николь. Это было целое событие для их заметенного снегами поселка, и он чуть было не рассказал Герте, но удержался. Еще раз внимательно перечитал и немножко перестал понимать, чего хочет Белов. Письмо было сумбурным, в нем было много вопросов, на которые не было ответов, но были и просьбы, и Вано стал соображать, как можно хорошо помочь дорогому Сан Санычу, которого искренне полюбил.

За ночь он ничего не придумал, а утром, собравшись к Николь, еще раз перечитал письмо и совсем запутался в чувствах, желаниях и неуверенности Белова. Так лейтенант и входил в домик стариков. Снял пушистую песцовую ушанку, унты обмахнул веничком от снега, поздоровался громко. Николь в ее углу за печкой не было.

– Во дворе снег чистила, там, поди… – старуха, морщась от жара, ухватом вытягивала из печки чугунок. Привычный жирный запах налимьей ухи стоял на всю избу.

Лейтенант вышел из сеней, везде было расчищено, обогнул пристройку и увидел Николь. Ловко орудуя снежной лопатой, девушка откапывала дверь бани. Лицо раскрасневшееся, серый пуховый платок распустился и свисал с плеча. Николь была в ватных брюках, короткой фуфайке и валенках. Одежда на ней была хорошо простегана и аккуратно перешита под ее размер. Модница, – лейтенант не без удовольствия рассматривал ее хорошую фигуру. Солнце уже поднялось над Енисеем и заливало расчищенный от снега двор ярким светом.

– Дэвушка, вы что дэлаэте сэгодня вэчером?! – лейтенант специально коверкал язык, это была любимая шутка.

– Ой, Вано, испугал! – Николь распрямилась, поправляя платок.

– Вы сегодня вэчэром свободны? – Вано шел галантным кавалером, покачивая головой и бедрами под белым овечьим тулупом. – Разрешите, помогу вам снег доскрести!

– Ты ко мне? – улыбалась Николь.

Всякий внимательный человек сразу угадал бы в ней иностранку. Много советских языков было намешано в низовьях Енисея, но она от них отличалась. И глядела, и улыбалась иначе. Спокойно, с особенным, не броским, но ясным чувством собственного достоинства. И короткая прическа – никто не стригся в их краях под мальчика. После письма Сан Саныча Вано рассматривал ее с новым интересом. И сейчас, как, впрочем, не раз до этого, чувствовал, что она ему тоже нравится. Она не могла не нравиться.

– Целовать меня будешь, когда узнаешь, зачем пришел! Ты Сан Саныча Белова помнишь?

Николь внимательнее посмотрела на лейтенанта.

– Он мне письмо прислал… – Вано вел себя, как заговорщик, придумывал, как лучше сказать. – Ты помнишь его?!

– Помню, – спокойно ответила Николь, и Вано еще больше смутился.

Он вдруг подумал, что она, может быть, совсем и не влюблена в Белова. Он пишет, что влюблен, а она – она стояла перед ним, такая прекрасная и еще освещенная утренним солнцем – не влюблена совсем! Такое же может быть!

– Слушай, он хороший человек!

Николь молчала, только чуть качнула головой и приподняла бровь.

– Такой мужчина! Такое мне письмо написал, я сам в него чуть не влюбился, ай-й!

– Ваня, пойдем в дом, у меня чай есть.

– Э-э, подожди, – Вано не нравилось, что она не оценила послание Белова, – человек сердце свое большое прислал! А ты – чай! Он такое пишет! Ты что, не понимаешь?

– Так он же тебе письмо прислал…

– Как мне?! Все время про тебя пишет! Ты хочешь к нему?

Тут лицо девушки не выдержало. Николь смотрела удивленно и еще что-то было, чего Вано не понимал.

– Прямо мне скажи, ты его… – он замялся, – у тебя к нему какие такие чувства есть? Он не знает, кстати!

– У меня к нему очень хорошие чувства, плохих нет, так ему и напиши! – рассмеялась Николь. – Чаю правда не хочешь?

– Подожди, как не поймешь? Он тебя к себе забрать хочет! – Вано заметно волновался.

– Я не понимаю, Ваня…

– Будете вместе-рядом жить, работать у него на пароходе…

Николь растерянно молчала.

– О-о, ты какая, я же говорю, он письмо написал, что очень тебя любит, он еще не знает, но думает, что очень! Что?!! – Вано вытаращил глаза. – Он еще не знает, потому что честный человек!

– Но у него жена.