Вечная мерзлота

Дела, которых так опасался Белов, складывались неплохо, можно сказать, что и хорошо. Его не пришли арестовывать, Квасов им не интересовался, с женой виделся один раз и поговорили без скандала. Большие неприятности, которых он ждал, не оправдывались, и он рассчитывал, что все как-нибудь утрясется. Даже кольцо купил Николь. Какая-то тетка, из прибалтиек, продавала у магазина вещи. Кольцо было старинное, темно-желтое, многоношеное, Сан Саныч, повертев его, сначала отказался и отдал обратно, но тетка очень честно посмотрела ему в глаза и сказала, что это ее прабабушки, фамильное. Сан Саныч дал ей больше, чем она просила, и принес Николь. Кольцо оказалось чуть великовато, Белов обещал найти мастера в зоне. Николь сначала притихла, разглядывая и обдумывая его подарок, потом повеселела и стала приставать, чтобы Сан Саныч нашел батюшку, чтобы обручил их по-настоящему. Навсегда. Ночью, правда, немного поплакала.

Как-то вечером Белов сидел с флотскими в ресторане, не в первый уже раз отмечая окончание навигации. Дым коромыслом, полный стол закусок, графины все с тем же мутноватым спиртом «бочкового посола». Пили за речной флот, за Енисейское пароходство, за выполнение плана, за премии, за официанток и за женщин вообще. Выпили и за Белова с его туруханскими подвигами. Сан Саныч получил за навигацию хорошие деньги от Строительства-503. За подъем по Турухану Макаров обещал отдельно поощрить от пароходства. Могли дать путевку в их санаторий в Кавминводы, он ни разу еще не ездил, и это ему сулили выпившие товарищи. Сан Саныч помалкивал, без Николь он не поехал бы.

В хмельную голову Сан Саныча пришла интересная мысль – можно было подарить путевку в Кавминводы Зине. Зайти, подарить, поговорить по-доброму и спокойно решить с разводом. Он мог первые полгода-год даже помогать ей, пока она не устроится на работу.

– Эй! Сан Саныч! Уснул! – кричали ему весело, сосед пихнул в плечо. Весь их стол стоял.

– Не буду! Я уже пьяный! – Белов тоже поднялся, качая головой.

– Как не будешь?! За победу пьем! За нашу великую Родину! Ура! Ура! Ура-а-а!

Сан Саныч улыбнулся и выпил свою рюмку. Сделал вид, что идет курить, сам взял шинель и пошел домой. Караванка была маленькая, кроме их отдельной комнатки в другой, на черных лагерных матрацах, на полу спали Померанцев, Климов, оба кочегара, за летнюю навигацию потерявшие жилплощадь, и Егор, познакомившийся с какой-то игарской девахой и отложивший отъезд на большую землю.

Перед людьми было неудобно, но и деться некуда. Частный дом в Старом городе, где они сняли угол, оказался слишком веселым. За фанерной перегородкой каждую ночь пили, матерились, иногда пели блатные песни под гитару. Часто дрались… Дрались и женщины, визжали и бегали друг за другом по двору. Николь, видавшая всякое, лежала, прижавшись к Сан Санычу, и поначалу хихикала, но к концу недели они собрали вещи и ушли.

Белов открыл дверь в караванку, накурено было крепко, Сан Саныч кивнул, вокруг буржуйки с кружками в руках сидели Померанцев с Климовым и еще трое каких-то мужиков не сильно приятного вида. Сан Саныч напрягся и сразу прошел в свою комнату. Николь сидела без света, ойкнула, когда он открыл дверь.

– Ты что в темноте? – хмель волной сходил с Белова.

– Саша! – Николь метнулась к нему.

– Что? – Белову показалось, ее обидели.

Оставляя ее одну, он все время боялся. Игарка была одна большая зона, урок боялись все. Те, что сидели сейчас у печки, были как раз такие, в привычных позах на корточках.

– Нет, ничего, ничего, – прижималась Николь, – я ждала тебя.

Сан Саныч вытянул из-под топчана ружье, проверил патроны и решительно открыл дверь в соседнюю комнату. Урок не было. Померанцев запирал дверь на палку.

– Фу, Сан Саныч, – перекрестился Климов, увидев своего капитана, – натерпелись маленько…

– Чего они хотели?

– Дак чего? Понятно чего, Николь увидели… Она тут налима жарила, а они зашли огонька стрельнуть. Шакалили, видно, ходили… с заточками все. Бикса[117], спрашивают, ваша? А мы вдвоем с Михалычем да с голыми руками…

Белов отнес ружье, сели ужинать, ели молча, у Померанцева с Климовым тряслись руки. Пришли кочегары, потом Егор привел товарища переночевать. Оба под мухой.

– Ты, Егорка, зря по ночам один ходишь! – в караванке Климов с боцманом менялись ролями, и Егор его слушался.

– Не боись, Игнат Кирьяныч, у меня вот! – Егор, улыбаясь, достал из кармана увесистый кастет. – Отобьюсь!

– Не знаешь ты их породу, сынок, урки – они все до одного подлецы, думаешь, драться с тобой будут?!

Николь взглядом оставила Белова в комнате и ушла к себе. Мужики пили кипяток с тундровыми травками Климова и обсуждали принесенные новости. Осень была ранняя и морозы захватили в запани у лесозавода тридцать плотов, приведенных с Ангары. Зэков нагнали, они, мокрые, лазили по вмороженным бревнам, дробили нетолстый еще лед и вытаскивали, сколько могли, но складывать было некуда – все берега и площадки были забиты лесом. Тридцать плотов – это было очень много, Померанцев пытался высчитать, какой же примерно толщины слой бревен находился под водой…