Вечная мерзлота

Была уже тихая ночь, под ногами хрустело. Их палаточный городок одним боком прижимался к тайге. Вдоль деревянного тротуара стояли темные елки и пихты и пахли талым снегом и еще чем-то весенним. Они неторопливо шли в сторону освещенного центра. Николь рассказывала, что в больнице к ней очень хорошо отнеслись, но вчера, когда она переехала в свою палатку, Зоя была очень недовольна.

– Она следит за мной, – Николь повернулась к Сан Санычу, – и стучит, сука! Я знаю!

Сан Саныч напрягся. Когда ехал сюда, он твердо решил рассказать все Николь. И про те старые угрозы Квасова, и про последний случай с «Черновым». Надо было объяснить, почему до сих пор не развелся и как этот старший лейтенант запутал всю его жизнь… Об этом он теперь и думал, но молчал, только косился на Николь – «сука-соседка» и он были одно и то же!

Белов прожил в Ермаково полторы недели. И все это время хлопотал, пытался найти им с Клер жилье где-то в бревенчатом бараке, а не в холодной палатке, но ничего не получилось. Клигман был в отпуске на материке, Николай Мишарин работал и ночевал почему-то в своем проектном бюро в лагере, куда Белова не пустили, а сам Николай не захотел встретиться.

Клер была очень спокойной девочкой. Когда он уезжал в Игарку, она не спала, внимательно его изучила и даже, он это точно видел, улыбнулась ему. Сан Саныч оставил все деньги и договорился, что в случае нужды Николь может звонить ему из Управления.

Из-за пурги Белов возвращался трое суток, ночевал на полу какой-то избы. Его продуло. Но это все было полбеды. Он всю дорогу думал о своей жизни, которая по необъяснимым причинам и против его желания все больше прорастала враньем и разгоняясь, катилась куда-то вниз.

Белов пролежал с высокой температурой почти неделю. Бредил и даже кричал, рассказывал ухаживающий за ним Климов. Это был бред, вызванный тем, как человек сам про себя думает. Ничего хорошего про себя Сан Саныч подумать не мог.

У Квасова были люди, Белов слышал его голос через дверь, сел дождаться все в том же предбаннике с двумя стульями, печкой и окном, заставленным выцветшими бумажными цветами. Из кабинета вышел чем-то недовольный знакомый капитан с портового буксира. С большим свертком. Сунул руку, интересуясь, чего Белов здесь делает, Сан Саныч неопределенно пожал плечами. Потом второй стул заняла пожилая тетка, которая тоже отчего-то косилась на Сан Саныча. За дверью разговаривали громко, временами смеялись. Прошло около часа. Из кабинета вышли двое военных, Квасов их провожал, увидел Белова:

– Давайте, кто по очереди, – и закрыл за собой дверь.

Белов вошел, зачем-то застегивая шинель, внутри все малодушно тряслось:

– Я пришел сказать, что я не буду! – он попытался твердо посмотреть на загорелого старшего лейтенанта.

– Здорово, Сан Саныч! – Квасов, улыбаясь, протянул руку через стол.

Сан Саныч кивнул и пожал ее с хмурым и виноватым видом.

– Чего не будешь-то? Садись!

– Не хочу… то, что мы подписали… не буду ничего делать!

– Это плохо, а чего так?

– Я… предателем себя чувствую!

Квасов не торопясь достал папиросу из пачки, подвинул, угощая Белова:

– Предатель – это плохо. А кого предал?

С Сан Саныча сходило напряжение, он взял папиросу, присматриваясь к лейтенанту, показалось, что все это можно будет закончить спокойно. Иногда ему такое мнилось – Квасов мог просто взять и порвать ту бумагу.

– Людей, Константин Васильевич! Я все это время думал!

– Каких людей, капитан? – Квасов придвинулся через стол и заговорил тихо. – Я сейчас с ответственного задания, шкурой своей рисковал, а я, по-твоему, предатель?! – он смотрел строго. – Да, мы не орем на каждом углу о своих делах! Мы вынуждены так работать, нам даже награды дают не так, как вам! И мы – предатели?! Я был о тебе лучшего мнения, руководству хвалил, тебя в наш боевой резерв хотят оформить! Это – честь, Белов, это лучшим из лучших предлагается.

– Нет, я все понимаю, но… – растерялся Сан Саныч, – я уже это решил, я не могу! Мне так плохо, как будто я на своих товарищей настучал уже… Я отказываюсь.

– Кто же это с тобой работу провел? – видно было, что Квасов начинает злиться. – Николь твоя, ссыльная поселенка, или Горчаков, а может, Померанцев? Ты знаешь, что он за контрреволюционную деятельность отсидел десять лет?

– Нет, – Сан Саныч начал приходить в себя, – я сам. Я хорошо подумал.

Пораженный осведомленностью Квасова, он начал подниматься со стула.

– Погоди! Сядь! – приказал старший лейтенант. Помолчал, соображая. – У нас просто так нельзя уйти! Подписать и уйти – нельзя! Я на тебя все бумаги еще в январе оформил и отправил. И на них ответ уже пришел – мне разрешили использовать тебя в самых важных мероприятиях! Ты это понимаешь?! Может быть – раз в год! Отложим этот разговор, завтра посидим вдвоем, выпьем, я расскажу, какие тебе могут быть предложены дела. И какие за это могут быть поощрения. Быстрое продвижение по службе – это самое малое!