Сан Саныч стоял и молчал, он не предполагал, что вляпался так крепко. Он чувствовал, что снова начинает трусливо доверять уверенному голосу Квасова, но против этого вставали весь ужас и вся подлость, пережитые за последние три месяца. Он поднял голову:
– Я могу уволиться из пароходства, если надо будет, но я твердо решил: не буду ничего такого делать! – пока говорил фразу, уверенность и упрямство нарастали. – Я могу быть свободен?
Квасов расслабленно откинулся на спинку стула. Зло смотрел.
– Идти ты можешь, но вот будешь ли свободен? Ты, Белов, сейчас в мои личные враги записываешься! Подумай! Иди и крепко подумай! Хорошая жизнь, любимая жена с французским именем, должность, лучшие санатории в Крыму, возможно и служба в госбезопасности с немаленькими звездами на плечах! – Он смотрел куда-то сквозь Сан Саныча. – Или шпалы ворочать на Стройке-503?! Иди, думай! Я не я буду, если тебя под эти шпалы не закатаю! – Он злыми тычками погасил папиросу в пепельнице.
Сан Саныч вышел на улицу, свернул за угол и остановился, уперевшись взглядом себе под ноги. Внутри бушевала буря. Не трусливая, хотя и это было…
– Ты все, Сан Саныч? – навстречу шел давешний капитан буксира, все с тем же свертком.
– А? – Сан Саныч машинально и почти гордо протянул ему руку. – Я все, Василь Палыч. Все, дорогой! Иду вот! – и Белов указал куда-то вперед.
И он ринулся, не очень понимая, куда. Мог бы полететь, полетел бы! Все угрозы Квасова были уже не в счет. Он все сказал, он смог, он снова честно любил Николь, Померанцева, Климова, кочегаров – он снова, как честный человек, мог смотреть им в глаза.
Ноги сами привели его в загс. Он достал паспорт и потребовал, чтобы их развели. Без жены этого было нельзя сделать. То есть можно, но через суд.
– А чего тебе не живется? – загсом руководил худощавый старичок с добрыми глазами и пушистыми седыми усами.
– Мы давно уже не живем. И женились-то, как собаки! – Белов просительно заглядывал в глаза старику.
– Если она против, и по суду не разведут, – привычно уверил старичок.
– Я в суде все расскажу, я ее не люблю, да и она меня. Может, у нее кто-то уже есть!
– Партия постановление дала, чтобы ужесточить это дело, а то после войны больно уж много разводов сделалось, и всё мужчины желают. На фронте подруг себе завели, детишек нарожали, поэтому всё. Теперь и пошлину в десять раз подняли – раньше пятьсот рублёв отдавали за развод, теперь – цельные две тыщи, сынок. А дети есть? Или совместное имущество?
– Нет ни детей, ни имущества…
– Это хорошо, если имущество, тогда вообще через прокуратуру.
– Что же мне делать, отец? А если она мне изменяет? – мелькнула у Сан Саныча надежда.
– Не является основанием!
– Как же?! А вы откуда про суд так знаете?
– Так меня экспертом вызывают, вот последнее разъяснение Верховного суда. Сам почитай. – Он подал вырезку из газеты, аккуратно подклеенную на картон:
«Суды ошибаются, если полагают, будто “желание супругов расторгнуть брак” – достаточная причина, чтобы их развести. Не следует думать, что вступление мужа во внебрачную связь с другой женщиной само по себе является основанием для расторжения законного брака. Народные суды недостаточно серьезно относятся к возложенной на них задаче примирения супругов. Они должны помнить, что самое главное для них – укрепление советской семьи и брака».
– Ну ни хрена… И что же делать? – Белов, обескураженный, начал подниматься со стула. – Не разведут?
– Никак не разведут! Можешь и не подавать заявление…
Вместе вышли на крыльцо, старичок достал самодельный мундштучок и дешевые сигаретки.
– Или с женой договорись, или… – он подкурил, пыхнул с удовольствием, – или только если у тебя уже другой брак и в нем уже есть ребенок, а лучше два…
Сан Саныч заинтересованно покосился на заведующего загсом, но про Николь ничего не стал говорить, поблагодарил и пошел к Зине.
– Я подал на развод, – заявил с порога.
Зина куда-то собиралась, в прическе уже, губы мазала перед зеркалом.
– Кому ты врешь? Развод! Я тебе не дам!
– А мне и не надо! – Сан Саныч снял шапку и сел на стул. Стал расстегивать шинель. – Через суд можно и без жены. Короче, подал уже заявление, рассмотрят в месячный срок.
Зина повернулась, пренебрежительно его рассматривая:
– Да ты врать научился, Белов!
– Почему врать? Подал!
– Как ты мог подать, если свидетельство о браке у меня!
– Так давай его, я за ним и пришел… Зин, – заговорил он вдруг примирительно, – давай по-хорошему. Эта комната тебе останется… Я тебе… хочешь, целый год по тысяче буду отваливать?! Зачем я тебе? Живи, как тебе нравится!
– Я и так живу, как мне нравится! Дай-ка пальто!
Белов встал и снял с вешалки то самое дорогущее пальто с чернобуркой.
– Короче так, Белов, живи, где хочешь и с кем хочешь, а развода я тебе не дам! Не хочу! Считай, что я такая сука! – она стервозно улыбнулась и, застегиваясь, заговорила тише: – А будешь настаивать, все узнают, что ты – стукачок позорный! Пропусти! Ключ под половиком оставь!