Вечная мерзлота

– Покажите подписанные раскладки! – Фрося за свой срок не раз и не два слышала такие предложения. – Это в ваших интересах! Я все равно составлю акт!

– Ты меня не поняла, я тут могу все! – Гусев попытался взять Фросю за руки.

– Не надо, не трогайте… да не тронь, ты! – она пихнула его в грудь и направилась к двери.

– Не торопись уходить, мне это может не понравиться!

– Не пугай, – обернулась Фрося на пороге, – я пуганая!

– Хорошо подумай! На одну ночь останься! Слышь! Тебе возвращаться еще! Ребята все голодные, мне их только с цепи спустить! – глаза его наливались тихой злобой.

Фрося, не дослушав, вышла. Горчаков сидел на ступенях, возле него стояли их рюкзаки.

– Пойдемте, – Фрося вскинула рюкзак на плечо. – Тут на беспредел похоже… Пригрозил мне коллективным изнасилованием. Надо дубинки вырезать.

– Не торопитесь так, – Горчаков шагал широко, но спокойно.

– Да, вы правы… но неприятно!

Они вошли в тайгу, Горчаков остановился, внимательно всматриваясь, а больше слушая лагерь. Там было по-прежнему тихо. Солнце уже хорошо опустилось и висело над макушками леса.

– Почему-то собак не слышно.

– Собак? – не поняла Фрося. – На объекте, наверное. Вы думаете, с собаками за нами…

– Обычно их слышно… – Горчаков повернулся и пошел, думая о чем-то.

Фрося рядом месила негромко хлюпающую моховую тропу. Просека, по которой они шли, рубилась под перевозку, она была довольно широкой и прямой, обходила только таежные озерки-болотца. Темный и густой лес стоял по сторонам, и на просеке уже было по-вечернему прохладно.

– Если ночью найдете дорогу, то можно идти, не останавливаясь… – предложила Фрося.

Горчаков не отвечал, шел сосредоточенный. Он не думал, что нарядчик станет их догонять, это был бы открытый бандитизм, а в лагере поддерживалась видимость порядка. Догонять, чтобы потешиться одну ночь, он не должен, медработников хватятся… А ему здесь очень неплохо. Горчаков знал таких. Крепко пьющих офицеров – начальников лагерей было много. Ушлых урок – тоже. Он шагал широко, так, что теперь Фрося не поспевала, его все-таки беспокоило что-то… Нарядчик мог взять с собой пару урок… а потом просто перестрелять их и все на них списать. Мог и еще что-то придумать. Горчаков давно так не волновался за другого человека.

– А куда делся этот наш геолог? Из тайги вышел, в тайгу ушел. Не объект, а сплошная аномалия… – Фрося настороженно вслушивалась в затихающую тайгу. – Вы что молчите, Георгий Николаевич? Ночевать будем или до баржи пойдем?

– Я бы ночевал, наломались сегодня, на речке плотик есть…

– Откуда знаете?

– Повар сказал. Они этого Гусева все ненавидят.

На реке засады не было. Никаких свежих следов. Они переправились на плотике. После реки просека кончилась и пошла обычная тропа, в одного человека. Было уже крепко сумеречно, Фрося шла первая и присматривалась – впереди то и дело таились темные силуэты. Очень тихо было, только их шаги хлюпали и громко отдавались в тайге, когда попадали на мокрую бочажину или еще громче трещали сухой веткой. Из-за тишины и молчали, прислушивались. Горчаков соображал, где лучше ночевать. Надо было так уйти, чтобы их костра не видно было и чтобы утром долго не искать тропу. Внезапно прямо над их головами кто-то ухнул так громко, что Фрося вскрикнула и метнулась к Горчакову, но тут же остановилась, негромко и нервно смеясь:

– Вот гад, напугал до самых кишок!

– Филин.

– Наверное, – она задрала голову, на фоне темного неба не разглядеть было. – Ут-т, я тебя!

Вскоре тропа вышла на длинную поляну с высоким высохшим уже кипреем. Становилось прохладнее, Георгий Николаевич присматривался, где можно было свернуть… Вдруг Фрося впереди с громким шумом исчезла в кипрее. Горчаков кинулся к ней:

– Что вы?

– Глухаря поймала! Бьется! – Фрося наваливалась на большую птицу всем телом. – Помогите!

– Башку ему крутите! – Горчаков сбросил свой рюкзак.

– Лучше вы, он сильный! Вот здесь голова, у меня под грудью!

Горчаков сунул руку под Фросю, глухарь забился, Георгий Николаевич ощупью добрался до его шеи и попытался сломать, но не вышло, Фрося всей своей тяжестью прижимала птицу к земле.

– Здесь чуть освободите…

– Такой сильный, гад! – пыхтела Фрося. – Еле держу!

Горчаков подлез двумя руками и свернул петуху шею. Птица задергалась в последней агонии, большое крыло освободилось и забилось, ломая сухую траву. Куча-мала сделалась – сухие, трескучие стебли кипрея, бьющийся глухарь, Фрося, Горчаков, руки которого были в крови.

– У нас в экспедиции повар схватил так же линялого глухаря, а тот вывернулся и в глаз его клюнул, чуть-чуть не попал, из брови кусок мяса вырвал. Огромный глухарина был! – бормотал Горчаков, возбужденный азартом охоты.

– А этот большой?

– Не маленький… Попробуйте отпустить немного.

Фрося ослабила давление, петух уже так не бился, только дергал ногами, как будто пытался бежать.

– Очень кстати птичка, – довольно урчал Георгий Николаевич, – у нас с вами даже хлеба нет, а вы сегодня не обедали.

– У меня соль есть!

– У меня тоже… отпускайте! Как вы на него кинулись… вы же не любите, когда убивают?