— Не знаю, — задумчиво ответила я. — Сейчас, в самом начале расследования, приходится тыкаться наобум, с трудом нащупывать нужный путь. Времени много может пройти, пока все разъяснится… Но будем надеяться, что найдем преступника. Во всяком случае, одно могу обещать твердо: дело ваше никто не бросит, им будут заниматься до конца.
— Денег, может быть, нужно? — шепотом спросила Тамара Григорьевна у меня. — А то просто так кто искать-то станет? Знаю я, какая у милиции зарплата! А Алеша мне оставил денег в прошлый раз, я их и не потратила, на черный день приберегла… Я бы их и отдала, только чтобы нашли того, кто убил его! Один ведь сын у меня был…
— Давайте сейчас не будем об этом, — остановила я ее, — лучше, Тамара Григорьевна, вы нам ответьте еще на несколько вопросов, — попросила я женщину. — Это больше поможет в поисках преступника, чем деньги. Когда ваш сын вернулся из Саранска?
— Четыре месяца назад, — припомнила мать Алексея. — В конце декабря это было. Месяц здесь помыкался, а потом в Москву собрался. Я его почти и не видела.
— Он не говорил вам, почему развалилась фирма в Саранске?
— Ему, видно, вспоминать про это было неприятно, — покачала головой Тамара Григорьевна.
— А почему? — поинтересовалась я.
— Ох, не знаю я точно, но что-то там произошло с их начальником… Не то поссорились они, не то еще что-то — Алеша не любил об этом говорить.
— А как звали начальника, не знаете?
— Нет. — В очередной раз разочаровала меня женщина. — Сыновья-то сейчас какие? Не больно-то с матерями откровенничают.
И Тамара Григорьевна зарыдала в голос. Прокудин с непробиваемым выражением лица подал ей воды. Порфирьева жестом сначала остановила его, потом все-таки выпила.
Больше спрашивать мать убитого вроде было не о чем. С сыном она общалась не очень часто, да и общение это не касалось тех дел, которые могли быть как-то связаны с его смертью. Нужно было уходить.
— И еще один вопрос, Тамара Григорьевна, — вздохнула я. — Ваш сын футболом увлекался, болел?
— Что значит болел? — не поняла мать.
— В смысле — был болельщиком? Ходил в бар, чтобы там смотреть матчи?
Тамара Григорьевна удивленно покачала головой.
— Нет, а зачем в бар-то ходить? Дома можно посмотреть. Да он и не больно-то смотрел, так, иногда…
Я еще раз вздохнула. Похоже, версия, что Порфирьев стал жертвой каких-то разборок между фанатами, не находит подтверждения. К тому же все произошло не во время матча, а в другой день, когда никого из болельщиков в «Гладиаторе» не было.
Уже когда мы выходили от Тамары Григорьевны, оставив ее на попечение соседки, Прокудин по рации связался с Мишаковым. Тот возглавлял группу оперативников, направившихся по адресу Сапожникова. Лицо лейтенанта не выразило никаких эмоций, когда он закончил разговор.
— Нет дома. Никого вообще. Засаду, естественно, оставлять не стали, потому что это… — Прокудин махнул рукой.
— Думаете, тухлое дело?
— Конечно, — ответил лейтенант.
— Вам куда сейчас? — спросила я, садясь в машину.
— Сначала в управление, потом домой. Я пешком дойду, здесь близко, — отказался Прокудин от моих услуг.
И я, честно признаться, вздохнула с облегчением. По правде говоря, мне хотелось оказаться дома. Я страшно устала за этот день.
Утром я проснулась рано, в семь часов. Позавтракав и выпив стакан апельсинового сока, я все же решила поехать по адресу, где согласно документам проживал Борис Сапожников. Меня подстегивал какой-то азарт, я умом понимала, что если Сапожников действительно виноват в убийстве — а очень многое, если не все, говорило именно в пользу этой версии, — то он вряд ли появится дома в ближайшем будущем. И тем не менее я решила отработать этот вариант, который вчера не смог отработать Мишаков с оперативной группой.
Сапожников проживал в новом районе, в доме, выстроенном максимум два года назад. Неудивительно, что жильцы мало что знали друг о друге. Я особо не надеялась на какую-либо удачу, поднимаясь на лифте на седьмой этаж.
Однако у меня екнуло сердце, когда после звонка в квартиру Сапожникова вдруг открылась дверь. На пороге стоял молодой парень лет двадцати двух, черноволосый, коротко стриженный, одетый в темно-синюю футболку и джинсы. Парень равнодушно смерил меня взглядом, держа в руке вилку с наколотым на нее пельменем — видимо, завтракал, поскольку я заявилась к нему около восьми утра.
— Здравствуйте, — начала я.
— Здрасьте, — дожевывая пельмень, ответил парень.
— Мне бы Бориса, — осторожно проговорила я, сохраняя по максимуму нейтральный тон.
— Это я, — пожал плечами парень. — Что вы хотели? Если вы из военкомата, так я уже сдал справку — я негодник.
— Это еще почему? — подозрительно спросила я, хотя меня это волновало меньше всего на свете.
— А у меня зрение плохое! — гордо заявил парень.
— А почему же вы без очков? — не отставала я.
— Линзы, — пояснил Борис с улыбкой.
— Повезло тебе, — с улыбкой ответила я, переходя с парнем сразу на «ты» и понимая, что, скорее всего, версия с Сапожниковым, по крайней мере проживающим по этому адресу, в ближайшие минуты лопнет как мыльный пузырь.