Вечная ночь

Через тридцать пять лет старый бизнесмен Зацепа совершенно неожиданно стал гастрономическим синьором Николо, итальянским профессором, богатым, наивным, добрым, щедрым, и желал только одного: оставаться в этой сладкой роли как можно дольше.

– Коля, наконец-то! Я уже волнуюсь! – Зоя Федоровна выплыла из глубины полутемного зала, клюнула в его щеку. – Ужас, какой колючий.

Оказывается, он успел доехать, припарковаться, войти в кафе. Все это он проделал безотчетно и спокойно, как сомнамбула.

– Коля, ты голоден? Будешь кофе? Официант! Хотя нет, кофе мы выпьем потом, я уже расплатилась, пойдем, пойдем скорее, я так устала ждать! Это совсем рядом, соседняя дверь.

* * *

Борис Александрович вел урок на автопилоте. Он плохо соображал, о чем рассказывает, кого вызывает к доске. Взгляд его был прикован к пустому стулу за четвертой партой у окна.

Постоянная соседка Жени, полная некрасивая девочка, смотрела на него слишком пристально. Он знал, что они дружат, во всяком случае, в школе Женя больше всего общалась с ней, с Кариной Аванесовой.

«Неужели успела нашептать, пустить слушок, так, кажется, она выразилась?»

Он говорил о прозе Пушкина, о «Капитанской дочке». Он рассказывал о прототипе Швабрина, подпоручике 2‑го гренадерского полка Михаиле Александровиче Швановиче.

– Шванович, потомственный офицер, крестник императрицы Елизаветы Петровны, переметнулся на сторону Пугачева. В ноябре 1773 года он вместе другими офицерами и солдатами был захвачен в плен войском самозванца. Из всех офицеров он единственный пал на колени перед Пугачевым и обещал ему верно служить. Его Пугачев пощадил, остальных повесил. Шванович присягнул Пугачеву, постригся в кружок, оделся по-мужицки и в течение нескольких месяцев состоял при разбойничьем штабе переводчиком.

Собственный голос доносился издалека, как будто перед восьмым классом стоял механический двойник Бориса Александровича, а сам он все еще сидел на бульварной скамейке ледяным вечером.

Вы обознались, понятно? И не лезьте ко мне никогда! Старый педофил!

Ни разу в жизни его никто так не оскорблял. Но и он никого так не оскорблял. Если он действительно обознался, то его фраза «Женя, ты снимаешься в детском порно» страшней пощечины. Кто его тянул за язык? Нельзя было так сразу, в лоб. Ее ответная реакция вполне понятна и оправданна. Он это заслужил.

– Из рукописей Пушкина видно, что замысел романа о Швановиче возник еще во время работы над «Дубровским». Написав две первые части «Дубровского» и план третьей, Пушкин бросает роман. И тут же просит предоставить ему доступ к следственному делу о Пугачеве. Пушкина всерьез занимает тема крестьянского бунта и дворянского предательства. Романтический Дубровский становится предшественником циничного мерзавца Швабрина. В «Дубровском» разбойничий путь героя, предательство законов сословной чести, оправдывается обстоятельствами, облагораживается любовью. В «Капитанской дочке» оправдания предательству нет. Мотив один – трусость. Даже любовь Швабрина к Маше Мироновой отвратительна, цинична. Швабрин трус и подлец. Автор выносит ему однозначный приговор. Швабрин еще больший злодей, чем сам Пугачев.

Класс молчал и слушал. Механический двойник работал исправно. Никто не болтал, не зевал, не листал журналы под партой. Двадцать пять пар глаз смотрели на старого учителя, не отрываясь. Так бывало всегда, за многие годы Борис Александрович привык к тишине на своих уроках, перестал замечать ее, относился к напряженному вниманию учеников как чему-то нормальному, естественному. Но сейчас ему казалось, что они смотрят слишком внимательно. Разглядывают его, а вовсе не слушают. Насмешка, презрение, брезгливость. Вот что мерещилось ему в их глазах.

«Нет. Так невозможно. Я должен выяснить правду. Если я ошибся и в компьютере была другая девочка, я должен извиниться перед Женей и уйти на пенсию. Я не имею права работать с детьми. Но если это все-таки она и ошибки нет, я обязан еще раз попытаться помочь ей. Поговорить уже не с ней, а с ее матерью».

– В первоначальных планах и набросках «Капитанской дочки» не было ни Гринева, ни Маши Мироновой. Был Шванович, главный герой, дворянин-предатель. По мнению некоторых исследователей, Пушкин ввел всех положительных персонажей исключительно по цензурным соображениям. Роман, где главный герой – изменник, государственный преступник, был обречен на запрет. Но если даже и есть в этой версии тень правды, мы должны благодарить царскую цензуру за то, что в литературе нашей живут все эти замечательные люди. Маша Миронова, Гринев, его родители, старый комендант и его жена. Наконец, Савельич. Они ведь правда живут и помогают жить нам, как помогали поколениям русских людей до нас. Своим благородством, чистотой, любовью они возвращают нас к реальности, напоминают, что мы все еще люди, а не виртуальные монстры.