Вечная полночь

Я не боялся мусоров. Я был сбит с толку. Офицер приказал мне выйти из машины, расставить ноги и опереться руками о крышу так, чтобы он их видел. Даже без помощи г-на Микрофона, его голос, казалось, гремел в пустоту бульвара в четыре утра. В Лос-Анджелесе отсутствие дорожного шума само по себе обезоруживает, но он вещал даже еще громче. Малышка, к моему удивлению, продолжала спать в своей маленькой переносной кроватке.

— Дайте мне ваш бумажник.

— Хорошо, — ответил я.

— Могли убить кого-нибудь, — сказал он голосом потише, заметив Нину.

— Вы правы, — произнес я через плечо. — Вы правы. Так бывает по ночам. Сами знаете, ребенок в начале четвертого просыпается, жена еще спит, а выясняется, что у вас кончилось молоко, надо за ним ехать, но ребенка ведь не оставишь одного плакать…

— Привыкнете, — ответил он, возвращая мне права. — У меня самого трое, и я понимаю…

Он велит мне идти садиться в машину, но ради бога, вести себя поаккуратнее. И я рассыпаюсь в благодарностях, но не так рьяно, как когда демонстрирую ему свою прекрасную подопечную. Я готов повернуть ключ зажигания, готов отчаливать, когда О Господи… О великий Господи, НЕТ! — я вижу, как шприц, совершенно непонятно почему, выкатывается из-под сиденья машины с пассажирской стороны. Так просто и выкатывается в лужу света, отбрасываемую уличным фонарем в машину.

Я ничего не говорю. Я знаю, что он все еще стоит рядом со мной. В следующую секунду я думаю, я мог бы спалиться… Херня! Они не найдут палево, размышляю я, потому что пузырьки у меня во рту. Если прижмет, я проглочу их. Но баян. Ебаный баян! Даже не подозревал, что он там. Он мог, вдруг доходит до меня, мерзко скручивая кишки, еще хуже, чем было, чем есть, он мог бы выкатиться, когда ездила Сандра. Боже мой…

Все это мелькает во мне в долю секунды. Я не могу посмотреть на стража порядка. Я знаю, он застукал меня. Говорить нечего. Но неожиданно я чувствую его руку у себя на плече. Пальцы сжимаются. Но не сильно. Где-то посередине между проявлением власти и боли.

— Смотри на меня, — приказывает он. И когда я подчиняюсь, выражение его лица даже не угрожающее. В последнюю очередь угрожающее. На нем отвращение. На нем написано «Ты жалкая тварь» миллионы раз.

Наши глаза встречаются, и он просто качает головой.

— Я не стану тебя запирать, — произносит он. — Какой смысл?

Существуй аппарат, измеряющий презрение, от его голоса технику бы зашкалило. Он было начал уходить, остановился, сунул свою широкую физиономию в открытое окно. Я сосредоточил внимание на его щетинистых усах. Мне не хотелось глядеть ему в глаза. «Мудилка ты картонная. Там, где ты сейчас, все равно хуже, чем куда бы мы тебя ни отправили».

Я даже был не в силах завести машину. Не мог собраться и тронуться с места, пока он не повернул собственное зажигание и не рванул вперед. Даже не скрипнув резиной. Без малейшей драмы. Я был этого недостоин. Не заслужил ни малейшего жеста.

Я даже недостоин ареста.

Эта мысль сверлила мне мозг всю дорогу домой. Я старался заключить ее в замкнутый шарик те пять минут, что занимает путь до моего жилища. Я не хотел, чтоб эта мысль исчезла, перетекла в следующую или дальнейшую мысль. Я хотел просто приехать, подняться с ребенком по лестнице к нашему темному дому и зайти туда в самое мгновение перед рассветом, словно человек, распоряжающейся своей жизнью.

Я взошел по тем ступенькам, как тысячу раз делал раньше, чувствуя всезнающие невидимые глаза всех своих соседей, всех соседей в мире, впившихся мне в спину.

Я положил Нину. Поцеловал в лобик. Вернулся вниз и приготовил дозу со всей возможной механистичностью. Без единой мысли в голове. Сдерживая мысли исключительно волевым усилием до тех пор, пока героин не проникнет в мой организм и сделает это за меня.

Лишь один раз — Я прикрылся собственным ребенком… спасая свою задницу… Я рисковал всем. Я сделал это… Лишь один раз, нажимая на поршень, я позволил ускользнуть этой мысли.

Моя милая и недавно овдовевшая теща, унаследовавшая от шотландских предков музыкальный слух и кровяное давление, живет в южной части Соединенного Королевства. ВНП ужасно мечтала лицезреть свою наполовину янки внучку. И ее дочь, пока не овдовевшая, но несомненно державшая на сей счет пальцы скрещенными, страшно хотела пересечь соответствующую лужу и побыстрее встретиться с мамой.