Я ухожу к себе, закрываю дверь перед всеми встревоженными лицами, перед повитухами, которые хотят, чтобы я выпила отвар земляничного листа, перед камеристками, которые жаждут утешить меня, рассказав, как они сами выкидывали или как их матери выкидывали, и не раз и не два, а в итоге счастливо родили. Трясущейся рукой я захлопываю перед ними дверь, падаю на колени в ногах кровати, прячу лицо в покрывала и даю волю слезам. Рыдаю, чтобы никто не слышал, и бормочу: «Прости меня, прости, моя любовь. Мне так стыдно, что я не родила тебе сына! Не понимаю, зачем добрый Господь послал мне эту великую скорбь. Если мне дадут еще шанс, я буду стараться лучше и непременно рожу тебе здорового, веселого сына. Клянусь! Видит Бог, я и сейчас старалась, я б все на свете отдала, чтобы родить тебе сына и назвать его Артуром, любовь моя…»
Тут я останавливаюсь перевести дыхание и крепче хватаюсь за столбик балдахина. Нет, самоконтроля терять нельзя.
«Жди меня, — спокойней бормочу я. — Дождись меня у тихой воды, у райских фонтанов, куда падают белые и красные лепестки роз. Дождись меня, и, когда я рожу тебе сына Артура и дочь Марию, когда исполню здесь долг, предначертанный мне свыше, я приду к тебе. Жди меня в райском саду. Я не подведу тебя. Жди, я приду, любовь моя».
Королевский лекарь отправился к королю прямиком из апартаментов Екатерины.
— Добрые вести, ваше величество!
Генрих обратил к нему лицо, кислое, как у обиженного ребенка.
— В самом деле? Королеве легче? Она поправится?
— Безусловно! И хотя она потеряла одного ребенка, второй еще жив. У ее величества двойня, государь! Живот ее не опал, там кроется еще одно дитя!
— Как? — Король не находил слов от изумления.
— Да, ваше величество, будем ждать благополучного разрешения.
Это было словно отмена казни! Генрих воспрял духом:
— Разве такое бывает?
— Бывает, государь! — уверенно заявил лекарь. — Живот ее величества тверд, кровотечение прекратилось.
Генрих перекрестился.
— Благословен Господь! — вздохнул он. — Это знак Его милости и расположения. Я могу навестить жену?
— Да, она счастлива будет разделить с вами свою радость.
Генрих, перескакивая через ступеньки, кинулся в Екатеринины комнаты. Придворные, которые толпились в ее приемной, суетливо перед ним расступились, широкими шагами он пересек другую комнату, где занимались рукоделием ее дамы, и постучал в дверь опочивальни.
Мария де Салинас открыла королю и с поклоном отступила в сторону. Королева была не в постели; она сидела у окна с маленьким молитвенником в руке, повернув его к свету, чтобы лучше видеть. Преодолев разделяющее их расстояние, Генрих опустился перед ней на колено. Екатерина обратила к нему измученное, но улыбающееся лицо.
— Любовь моя! Только что доктор Филдинг принес мне добрую весть!
— Я просила его сказать тебе так, чтобы никто больше не слышал.
— Так он и поступил. Никто ничего не знает. Любовь моя, как я рад!
Глаза Екатерины наполнились слезами.
— Это как избавление, — прошептала она. — Словно тяжкий груз сняли с моих плеч.
— Я поеду в Вальсингам, как только наше дитя родится, и поблагодарю Божью Матерь за ее милости, — жарко сказал он. — Если же это мальчик, осыплю обитель золотом!
— Дай-то Бог… — вздохнула Екатерина.
— Ну почему ж нет? — воскликнул король. — Ведь это наше сердечное желание и государственная необходимость, и мы просим об этом как верные чада святой церкви!
— Аминь! — перекрестилась его супруга. — Да исполнится Его воля…
— Конечно, исполнится! — браво воскликнул Генри. — А теперь ты должна отдохнуть.
— Да я отдыхаю, — улыбнулась она.
— Да уж, пожалуйста. И если захочешь чего-то, только скажи!
Именно Мария де Салинас, мой истинный друг, которая приехала со мной из Испании и оставалась со мной и в дурные, и в добрые времена, именно она нашла мавра. Он служил у богатого купца, путешествующего из Генуи в Париж. В Лондоне они остановились, чтобы оценить привезенное золото, и Мария услышала о нем от одной знакомой, которая сотню фунтов пожертвовала Божьей Матери Вальсингамской в надежде, что ей будет дарован сын.
— Говорят, он может сделать так, что и бесплодные рожают, — прошептала она мне на ухо, чтобы никто другой не услышал.
Я перекрестилась, чтобы устоять перед искушением.
— Наверно, он чернокнижник!
— Нет, инфанта, он великий врач! Он учился в университете в Толедо!
— Мне нельзя его видеть.
— Потому что опасаетесь, что он чернокнижник?
— Потому что он мой враг и враг моей матушки. Матушка знала, что свои знания мавры получили от дьявола, что знания эти не отражают истины Божьей. Потому она изгнала из Испании и мавров, и их магические искусства.
— Ваше величество! Это единственный лекарь в Англии, который понимает в женских делах!
— Нет, Мария, и не настаивай.
Настаивать Мария не стала, однако спустя несколько недель я опять проснулась ночью от сильной боли в животе и почувствовала, что началось кровотечение. Быстро явились служанки с горячей водой и полотенцами, меня вымыли, снова уложили в постель — и тут мы поняли, что это просто пришли мои месячные. Мария стояла в головах моей кровати. Леди Маргарет Пул — на пороге.