На первый взгляд, у камня из Понтремоли как будто бы намного больше христианского, чем у его аналога из Лукки. Здесь в центре нет никакой языческой сцены, а вместо нее — традиционное сокращение имени Христа Спасителя на греческом — буквы IHS. А под изображением — цитата на латыни из послания святого Павла к христианам в Коринфе. Но все же, приглядевшись повнимательнее, и здесь можно разглядеть признаки язычества. Эта цитата довольно любопытна: «Так бегите, чтобы получить». Целиком этот стих (Первое послание к коринфянам, 9: 24) звучит так: «Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить». Это, вкупе с выгравированным над лабиринтом изображением двух всадников, которые приветствуют друг друга вытянутой вверх правой рукой, неминуемо наводит (уже в который раз!) на мысль о древних Троянских играх и яростной гонке по петляющей тропе лабиринта.
Изображения лабиринта на стене у церковных дверей в Лукке и Понтремоли создают образец или трафарет, с помощью которого рука могла бы произвести «знак» лабиринта. Прихожане у купели со святой водой осеняют себя знаком куда менее сложным — крестом. Доказательств того, что камни с изображением лабиринта у дверей были предназначены именно для того, не сохранилось, и, похоже, нет никаких свидетельств, что знак лабиринта когда-либо рисовали пальцами в воздухе в качестве жеста благословения. Но такое предположение допустимо — пусть даже и для того, чтобы сразу его отвергнуть.
Настенные лабиринты, в отличие от напольных, в послеримском мире встречались не так уж часто. Два этих редких тосканских образца показывают, что новый, христианизованный лабиринт по-прежнему несет в себе воспоминания о собственном прошлом. Признаки современности — имеется в виду современность конца Средних веков и раннего Возрождения — начали проявляться в узорах итальянских мозаичных полов XII века в виде многоцветных, напоминающих чуть ли не лоскутное одеяло комбинаций из осколков мрамора, фрагментов мозаики и порфира. Такие полы можно встретить во множестве старейших римских церквей, в числе которых — базилика Сан-Клементе и Санта-Мария в Трастевере, где находится то, что, возможно, является лабиринтом. Десятикруговой узор в Трастевере (уже одно только количество его колец совсем необыкновенно) определенно начинается, как лабиринт, но внутренние круги — это всего лишь концентрические, непрерывные круги. Кто-то полагает, что это настоящий лабиринт, просто за долгие годы его несколько раз неумело отремонтировали. Другие считают, что, какой бы красивой ни казалась эта версия, лабиринтом здешний узор никогда не был. Еще один прелюбопытнейший шартрский лабиринт, ныне разрушенный, был шириной в пять футов и состоял из полос желтого, зеленого и красного цветов. Он находился в церкви Санта-Мария-Аквино XII века. Это был ослепительный, но очень странный напольный лабиринт, уже упоминавшийся в третьей главе, который украшал восьмиугольный алтарь в храме Сан-Витале, в Равенне — городе, ставшем последней столицей Западной Римской империи и местом захоронения Теодориха, одного из первых послеримских, так называемых варварских королей. Здешний лабиринт (возможно, созданный уже только в XVI веке) великолепен: парад напоминающих стрелки треугольников (некоторые из которых украшены цветочными узорами), ведущих из центра, чего не встретишь ни в одном другом старинном церковном лабиринте. Неудивительно, что всякое обсуждение ранних итальянских лабиринтов неминуемо заканчивается такими словами, как «цвет», «рисунок» и «оригинальность». Несмотря на то что эти изображения имели теологическую и метафизическую значимость, едва ли средневековые итальянцы воспринимали символ лабиринта так же серьезно, как французы с их кругом церквей в окрестностях Парижа. Итальянцы видели в лабиринте религиозное подспорье. Прохождение лабиринта (даже если вы просто двигали пальцем по его переходам) помогало спасению души, но в то же время лабиринты были и прекрасным украшением и доставляли удовольствие своей совершенной красотой. Они оставались небольшими и, подобно тропам на мозаичных римских полах, были недостаточно широки для того, чтобы по ним ходить. Даже лабиринт церкви Сан-Витале, самый большой из них, в ширину не больше одиннадцати с половиной футов. Некоторые из них расположены вертикально — как картины или римские настенные мозаики. В Италии лабиринт оставался предметом, которым любовались, ну и, возможно, иногда — бегло касались рукой. В первую очередь это был визуальный опыт. А вот во Франции лабиринт стал тропой, которую нужно пройти, священной тропой.