Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки

До появления самосознания миру не приходилось сражаться со смертностью: живые существа, не осознающие себя, не знают, что живы или что умрут. Им неведомо одиночество и отделенность: они не воспринимают себя как обособленных существ. Они просто часть природы. Возможно, они ощущают инстинктивную тревогу в присутствии естественного врага, но не знакомы с хронической тревожностью, характерной для тех, кто наделен самосознанием. Когда жизнь совершила кардинальный переход от первичного сознания к самосознанию, она навсегда перестала быть прежней. Исчезли такие «амортизаторы», как незнание жизни и смерти. Существам, обладающим самосознанием, пришлось учиться справляться со множеством трудностей в разных сферах: они познавали то, как совладать со стихиями, перед которыми были беспомощны; они искали и разрабатывали способы завоевать благосклонность природы, чтобы та способствовала их теперь уже осознанной борьбе за выживание. Им пришлось справляться с тем, что в молитвеннике моей Церкви названо «скоротечностью и неизвестностью жизни людской»[20]

. А существам, лишенным самосознания, по-прежнему незачем справляться с реальностью. И, наконец, людям понадобилось так или иначе иметь дело с пониманием, что их окончательная участь – смерть; а также решать вопросы цели и смысла жизни. Если бы вид Homo sapiens

не нашел способ снизить тревожность, появившуюся вместе с самосознанием, и преобразить ее из хронической травмы в цель и надежду, сомневаюсь, что мы бы смогли выдержать последствия этого шага, который считаем неизбежной составляющей эволюционного путешествия. С точки зрения выживания неважно, были ли эти цель и надежда реальными или иллюзорными: они настоятельно требовались для поддержания жизни человека. Динозавры не содрогались от ужаса в момент их истребления – в отличие от нас. Если бы существа, обладающие самосознанием, не смогли найти способ справиться с хронической тревожностью, которую самосознание принесло в этот мир, такой этап эволюции оказался бы слишком мучительным и невыносимым. Стремление выжить, по-видимому, имеющееся у всех форм жизни, – та самая адаптивная способность, которая помогает нам всем меняться, чтобы продолжать жить, – теперь, в людях, вышло на новый уровень и стало осознанным. Этот шаг к тому, чтобы стать человеком, был таким же значительным, как любой другой, совершенный нами за всю историю эволюции. Таким же важным, как момент, когда материя разделилась на живую и неживую. Столь же существенным, как появление самого сознания. Совладание с колоссальным новым опытом самосознания было вопросом жизни и смерти. Короче говоря, если все мы хотели выжить, насущной потребностью оказалось снижение тревожности до приемлемого уровня.

Одним из способов, который мы освоили, – вернее, следовало бы сказать, главным

способом, – стала религия. Я убедился: схема обращения к религии, чтобы справиться с тревожностью, вызванной смертью, не является уникальной для меня или для тех людей, с кем мне выпала честь общаться. Чуть ли не общечеловеческая практика, она, по-видимому, возникла одновременно с самим самосознанием. Это открытие неизбежно поднимает масштабные теологические вопросы, с которыми большинство людей не готово встретиться лицом к лицу. К примеру: если Бог – сущность, основное назначение которой – успокаивать наши трепещущие сердца, тогда может ли Бог действительно быть чем-то иным, нежели созданием, которое мы выдумали сами? Разве это осознание не должно приводить нас к выводу, что Бога уже нельзя рассматривать как нечто отличное от плодов нашего воображения, созданных по нашему образу с единственной целью – подстелить соломки на случай эмоциональной встряски, вызванной осознанием себя самих и пониманием неизбежности нашей смерти? Невозможно, отчетливо видя наши человеческие истоки, не задаваться подобными вопросами.

Если мы решим – видимо, наряду с многими современниками, – что именно таков и есть Бог, напрашивается следующий вопрос: действительно ли это определение Бога и есть Бог? Или, как некогда утверждал Пауль Тиллих, существует Бог как первоисточник всех человеческих богов, – тот, кого можно узнать по опыту, но не охарактеризовать, и потому наши определения прискорбно некорректны?[21]

Сумеем ли мы когда-нибудь в достаточной мере отдалиться от созданного людьми Бога, чтобы исследовать другие возможные варианты? Все эти вопросы встают только перед нами, людьми, когда мы рассматриваем взаимосвязанность всех форм жизни, в том числе жизни рода человеческого, а также вашей или моей отдельно взятой личности. Таинственность усиливается, тревога и страх растут в каждом из нас. Кажется, все, что имеет смысл в жизни, повисает на волоске. Но мы не можем остановиться на этом, мы должны продолжить путь. Вероятно, тайна жизни продолжит открываться нам по мере того, как мы будем углубляться в нее.

Роль религии в боязни смерти